История солдата
Шрифт:
Джонни и не возражал, изображая шок, впрочем, без особых усилий - он действительно был слегка озадачен. Окружающие упорно называли его Дэном. Однако разных Дэнов много и у Джона в душе шевелилась надежда, что под помостом на лесенке расположен другой какой-нибудь Дэн, пока она не была безжалостно раздавлена солдатским сапогом, выдавшим ему пендаля и пожелание творческих успехов "сраному фотографу". Джон в смущении, как стоял, вцепившись в швабру, так и принялся ею сгребать кучки в щель в помосте. Народ ехидным смехом одобрил его порыв, и веселился бы далее, но уж слишком напряжённой
Джонни немедля приступил к извлечению Дэна из ямы. Его руки были удачно закреплёны на верхней перекладине лесенки, Джон легко до них дотянулся. Подтащил и выволок всю конструкцию целиком. Сняв с Дэна маску, кое-как отдышался, отвязал и уложил его в бетонный жёлоб для мытья ног, пустил воду и умылся для начала. Большевистский фотограф открыл глаза, увидел Джона и в полубреду резюмировал:
– Я всё-таки в аду. Столько дерьма и этот конопатый засранец!
– Не хочется тебя огорчать, - дружески улыбнулся Джонни, обернувшись, - но это пока ещё всего лишь армия. Привет, Дэн.
Он искал в хозяйственном шкафу моющую пасту. Едучая дрянь, но надеяться ему больше было не на что.
– Привет, Джонни. Это ты окунул меня в нужник? За что?
– За ноги, блин. На твоём месте мог оказаться каждый, но не каждый бы сейчас разговаривал.
– Джон был очень серьёзен, - хвала судьбе и твоему поносу.
– Ага, я очень тронут. И что ты собираешься делать?
– спросил Дэн, настороженно глядя на снимающего с себя одежду Джонни.
– Сполоснуться слегка, - ответил он, намазываясь пастой, - подвинься.
Дэн уселся в жёлобе, Джон улёгся под бьющую из кранов воду.
– А смысл?
– к Дэну на глазах возвращалась философская рассудительность.
– Пока без смысла, - поддержал его тон Джонни.
– В смысле пока?
– предался Дэн любимым рассуждениям.
– Пока ты всё тут не отмоешь, дружище, - охотно ответил Джон, - когда ты плавал в говне в обмороке, тебя тут наказали... э... вообще-то, меня, но они говорили мне "сраный фотограф". Это ж они про тебя, правда? Вот отмокни немного, а то засохшее не отдерёшь потом, а я за чистой одеждой схожу.
– Спасибо, конечно, только куда?!
– Не за что, я для себя. В казарму вашу, постой на фасаре, хорошо?
– попросил его Джонни, вытираясь рабочим халатом, взятом в шкафу.
– Хорошо, я пока никуда не собираюсь, - кивнул Дэн.
– Я быстро, - бросил Джон уже из-за дверцы.
Ему действительно не потребовалось много времени. Он пролез через дырку в стене и оказался как раз под бывшей собственной кроватью. На ней кто-то спал, но простой сон дело ненадёжное, и Джон, сориентировавшись по контурам тела, легко нашёл шею спящего и слегка надавил на сонную артерию. В казарме слабо горело ночное освещение, и никто не заметил, как Джон стащил со спинки койки обмундирование и прихватил ботинки. Спустя ещё полсекунды он аккуратно поправил маскирующую занавеску уже с обратной стороны и вышел из волшебного шкафа. Приключение напомнило ему одну сказку, что рассказывала мама, и он озорно улыбнулся Дэну.
– Дружище, ты слышал о Буратино?
– Нет, только о всякой Шушере, - скривился Дэн, - зачем ты вылез?
– Э... из говна? За тобой, конечно, - соврал Джон.
– Я сейчас расплачусь,
– воскликнул Дэн, - чисто от пафосу! Он вылез из говна спасать друга! Едва не утопив при этом, - заметил он сварливо.
– Надо было утопить, - заметил Джон, - толку от тебя! Хотя ещё не поздно...
– Ладно-ладно, спасай!
– примирительно сказал Дэн, - только учти, в яму я не полезу!
– Опять?
– иронично удивился Джон.
– Да, опять, и вообще - нас и тут неплохо кормят.
– Проговорил Дэн и загрустил, - кормили. До твоего появления, гад такой!
И поведал свою печальную историю. Когда он попал в спецчасть, у него слов не было от злости - в их ячейке предатель! А теперь не хватает слов от избытка иных чувств, в основном благодарности. Ведь тут платят семьдесят баксов в неделю при полном довольствии! Или просто на полном не довольствии, если не работаешь, как вот ему теперь придётся из-за одного благодетеля! Хитрое здешнее руководство здорово это дело продумало - со стороны тюрьма, добровольцев не бывает, но никто из солдатиков на свободу не рвётся. Что они там не видели? Муштры? Развалин? А тут мало того, что баксы зарабатываешь, есть шанс всю войну проторчать, потому что секретные все. Служивые мало того, что слова никому лишнего не скажут, сами чересчур длинный язык отгрызут - настучат точно.
– И ты?
– спросил Джонни горько.
– А что мне это даст?
– не стал ломаться Дэн.
– Ты, раз сюда попал, оставайся лучше. Тут у всех документы на входе отбирают, удостоверение не спрашивают, если на работе. А мне как раз не выйти никуда...
– А ты всё тот же, рядовой Ха-ня?
– ухмыльнулся Джон, - не похожи мы с тобой, Дэн.
– Да фигня это!
– убедительно заговорил Дэн.
– Я тебе свой жетон отдам. Ты его сержанту в начале работы сдашь, он его отметит после смены и жетон вернёт. И всё!
– А как узнать в какую смену, к какому сержанту?
– Блин, если ночью, фуры разгружаем, начинается смена, пока не разгрузим. А днём фургоны так же загружаем. Сколько погрузок вывезешь, столько и отметят. Ты парень крепкий, нормально срубишь, и я тебе половину потом отдам, идёт?
– Половину?
– посомневался Джон, - хрен с тобой, посмотрю, как пойдёт.
– Нормально пойдёт!
– заверил его Дэн, - если я по семьдесят зашибал, ты легко сделаешь сотню! Только попроси Томаса, чтоб пожрать мне с тобой передал...
– Харпёра?
– удивился Джонни.
Дэн поведал о грустной судьбе Харпёра. Новые власти выперли беднягу с кухни и перевели в баландёры. Нынче солдатиков, вообще, в столовку не пускают, кормят только на рабочих местах - через каждые четыре часа полагается по пятнадцать минут. А бедняга Томас со сменным помощником катает тележку с баками, полными похлёбки, чаю, и с коробами с посудой и хлебом. Едва успевают всё отмыть между обходами, да и навряд ли стараются, солдатики и так всё съедают без гражданских претензий. В кухне же угнездился товарищ Брюс, редкая, молодая, узкоглазая сволочь, но готовит вкусно, и много, и хлеба не жалеет никогда, и чай у него получается особенный. Видно, что старается парень, ничего не скажешь. Его с кухни вообще не выпускают, и каково ему там, неясно, только передал через Харпёра пару приветов и всё.