История тела в средние века

ле Гофф Жак

Другая концепция, из которой вытекало видение города в образах, связанных с телом метафор, рассматривала его как «систему» [139] . В телесных метафорах осмысливались некоторые составлявшие город элементы. Средневековый город являлся экономическим центром, причем не только рынком, но также и средоточием ремесленного производства. Городские ремесленники объединялись в «ремесленные объединения (corps)» [140] . Средневековый город представлял собой, кроме того, религиозный центр.

139

Эта концепция была особенно хорошо изучена в исследовании: Yves Barel, La ИИе medievale. Systeme social, systeme urbain, Grenoble, Presses universitaires de Grenoble, 1975.

140

Термин corporation английского происхождения рас- пространится во Франции лишь в Новое время.

Если

в сельской местности приход совпадал с деревней, то в городе он обычно охватывал квартал, составлявший «объединение (corps) верующих» под управлением священника.

Каков бы ни был подход, всегда подчеркивалась необходимость согласия между телом и его частями. Город рассматривался как «социальное тело», составлявшее функциональное целое. Моделью для него служило тело человеческое.

Заключение

МЕДЛЕННАЯ ИСТОРИЯ

История тела дает новые преимущества историку и любителю истории и представляет для них дополнительный интерес. То, что происходило с телом, служит иллюстрацией медленной истории и составляет ее развитие. Той медленной истории, которая была историей идей, ментальностей, институтов и даже историей техники и экономических систем. А теперь она включила в себя историю тела и обрела тело.

Физические признаки тела, его функции, представления о нем - все изменялось, и не только в доисторические времена, но и в эпохи, доступные реконструированию. С телом происходило немного событий и еще меньше революций, подобных революции в медицине XIX-XX веков. Разработка в короткое время монастырской диеты или молниеносное появление «черной чумы» в 1347-1348 годах составили, конечно, события быстрой истории тела. Напротив, последствия таких основополагающих событий, как исчезновение спорта и театра, а также очень давнее наложение запрета на обнаженное тело, проявлялись очень медленно. Так же, как «сельскохозяйственная революция» X-XII веков с введением новых культур и новых способов обработки земли, эволюцией кулинарных вкусов и расцветом гастрономии проявлялась медленно и отражалась на теле лишь очень постепенно.

В Средние века развивалась мода, феномен, начинавший все быстрее менять жизнь тела. Исследование истории моды на одежду, которую носили в Средние века, обеспечено прекрасными - особенно изобразительными - источниками. В этой области созданы отличные пионерские работы. А вот социальные и культурные феномены, более непосредственно связанные с телом, еще представляют собой непаханую целину. Речь идет о прическе, усах, бороде [141] . Немного лучше изучено искусство ухода за лицом и макияжа у женщин. В феодальном обществе привлекательными считались здоровые люди. Обаяние «высоких белокурых долихоцефалов» сделало характерным элементом физической красоты светлые волосы. Именно эту красоту1 отвергал «маленький черный человечек» Франциск Ассизский. В XV веке появился и начал свою долгую историю гульфик. Он становился все более шокирующим, особенно после Рабле. Здесь шла речь о том, какую роль в Средние века играли образы и символика головы и сердца. В XV веке в литературе и искусстве разрабатывалась тема пяти органов чувств, отражавшая, по-видимому, прогресс науки и социальную эволюцию. Потрясающим примером является знаменитая серия ковров «Дама с единорогом», экспонируемая в Национальном музее Клюни в Париже. На них пять чувств изображены в сложных аллегориях. Можно сказать, что из всех органов чувств в Средние века преобладало зрение [142] . Именно тогда, в 1300-х годах, изобрели очки, воспринимавшиеся поначалу как модная диковинка, но быстро вошедшие в употребление как подспорье для глаз. В описаниях грешников в преисподней они прежде всего видели зарево дьявольского пламени, в то время как их обоняние страдало от вони. В раю же именно зрение вознаграждало воскресшее тело избранного, предававшегося созерцанию Бога. В начале поставленной в 1449 году пьесы флорентийского драматурга Фео Белкари «Авраам и Исаак» говорилось:

141

Цистерцианский монах Бюшар из Беллево во Франш-Конте написал около 1160 г. «похвалу бороде», которая была опубликована с обширным введением Ж. Констэбла: Apologia de barbis. Corpus christianorum. Continuatio medieva-lisLXII, Turnhout, Brepols, 1985.

142

Достаточно привести две основные книги о значении глаз и зрения в Средние века: Michael Baxandall. L 'СЕН du Quattrocento. L'usage de la peinture dans I'ltalie de la Renaissance (1972), Paris, Gallimard, 1985; et Roland Recht, Le Croire et le Voir. L 'art des cathedrales (XIIе-XVе siecles), Paris, Gallimard, 1999.

Глаз зовут первой из всех дверей,Через которые входит Дух, познающий и пробующий,Ухо является второй, ведомое словом,Дающим силу и мощь уму.

Здесь, конечно, больше говорится о познании при помощи интеллекта, чем при помощи органов чувств. Однако начиная с XVI века пять органов чувств стали связываться с гуманистическим возвеличиванием человека в целом. А этот гуманизм, понимавший человека как существо цивилизованное телесно, восходил к Средневековью.

Лучше всего то, что представляла собой телесная чувствительность в европейской культуре XV века, показал Франсуа Вийон, великий поэт,

обладавший большой ученостью и живший в нищете. В стихах Вийона великолепно показано, какое место в жизни и судьбе человека занимало сердце. Оно стремилось управлять телом. В стихотворении «Спор Сердца и Тела Вийона» поэт, вслед за Данте, говорил о себе как о тридцатилетнем человеке и заставлял свое сердце вступить в диалог с телом. «Тебе за тридцать?» - спрашивало сердце. «Не старик пока…» - отвечало тело. Это хороший возраст, дабы смирить свое тело перед волей сердца, то есть сознания, которое выступало как разумный руководитель. В «Балладе-восхвалении Парижскому суду» Вийон призывал тело, все его части и органы чувств: «…чуткость кожи, и уши, и глаза, и нос, и рот; все члены встрепенитесь в сладкой дрожи: высокий Суд хвалы высокой ждет». Поэт восхвалял Парламент (суд) как «счастливое достояние для французов, благо - для иностранцев». Поэт воспевал несказаную красоту и приятность ласкового и нежного (soef) женского тела. Но в «Эпитафии Вийону в форме баллады» («Балладе повешенных») поэт также изображал себя в виде казненного через повешение, разлагающегося трупа, воплощавшего гибель плоти:

Вот мы висим печальной чередой [143] ,Над нами воронья глумится стая,Плоть мертвую на части раздирая,Рвут бороды, пьют гной из наших глаз…Не смейтесь, на повешенных взирая,А помолитесь Господу за нас!А что сказать о разрушившемся теле прекрасной оружейницы:Что стало с этим чистым лбом?Где медь волос? Где брови-стрелы?Где взгляд, который жег огнем,Сражая насмерть самых смелых?Где маленький мой носик белый,Где нежных ушек красотаИ щеки - пара яблок спелых,И свежесть розового рта?Где белизна точеных рукИ плеч моих изгиб лебяжий?Где пышных бедер полукруг,Приподнятый в любовном раже,Упругий зад, который дажеУ старцев жар будил в крови,И скрытый между крепких ляжекСад наслаждений и любви?В морщинах лоб, и взгляд погас,Мой волос сед, бровей не стало,Померкло пламя синих глаз,Которым стольких завлекала,Загнулся нос кривым кинжалом,В ушах - седых волос кусты,Беззубый рот глядит провалом,И щек обвисли лоскуты…Вот доля женской красоты!Согнулись плечи, грудь запала,И руки скручены в жгуты,И зад, и бедра - все пропало,И ляжки пышные, бывало,Как пара сморщенных колбас…А сад любви? Там все увяло.Ничто не привлекает глаз.

143

Цитаты из Вийона приведены в переводе Ф. Мендельсона.

Вийон, писавший во времена, когда уже наступила осень Средневековья, великолепно выразил обострившееся противоречие между телом прекрасным, созданным для наслаждения, и телом износившимся и подверженным тлену. Он был сыном своего века и сыном воспитавшей его Церкви, и ему был ведом «пост». Однако воспевал и превозносил он также и «карнавал». «Большое завещание» Вийона подражало древним, но заканчивалось шутовской процессией, уничтожавшей социальную иерархию. Подчеркивание животного начала становилось средством «показать физиологическую природу тела, выявить всеобъемлющую телесность. Демонстрировалось, что все сводится к питью, еде, перевариванию, сексуальной жизни» [144] . Мелькание у Вийона масок, слов и выражений, стирание границы между зверем и человеком, проститутки, обезьяны, кривлянье и паясничанье, превращение одного в другое, смех и слезы, ирония и насмешки - все усиливало напряженность атмосферы позднего Средневековья. Поэт почитал сердце, но также и выражал победу тела. В страхе и навязчивых идеях, соблазне смерти и восхвалении физической красоты присущие телу противоречия приобретали у него экзистенциальный характер.

144

Jean Dufournet, introduction a Villon, poesies, Paris, Gamier Flammarion, 1992.

Таким образом, тело имеет свою историю. Тело несет в себе нашу историю.

Ле Гофф Ж., Трюон Н.

Л38 История тела в средние века / Жак Ле Гофф, Николя Трюон; Пер. с фр. Е. Лебедевой.
– М.: Текст, 2008.
– 189, [3] с. ISBN 978-5-7516-0696-1

Жак Ле Гофф, один из самых известных специалистов по Средним векам, в своем кратком курсе истории тела рассказывает о главном объекте дискуссий и конфликтов того времени, размышляя о свободе, чувственности и сексуальности. Отношение к телу, угнетаемому и превозносимому, в Средние века было противоречивым и неоднозначным - от воздержания священников до наслаждения мирян, от устоев христианства до пережитков язычества, от моды в одежде до привычек в питании, от целибата до страстной любви.