История, в части касающейся
Шрифт:
Я обошёл все входы-выходы и расставил пассивные "датчики", настроенные на Лафитта. Они должны были предупредить меня о нахождении разведчика в отеле. "Датчики" — означало, что я наложил несложные заклинания на камни около входов и выходов, не делая исключений для служебных и второстепенных.
"Пассивные" — означало, что никакой активности они проявлять не станут, значит засечь их будет трудно, только если специально искать расставленные мною "приборы". Оповестить меня о прохождении мимо них нужного мне объекта они должны были только при моём специальном запросе. Это налагало на меня дополнительные обязанности
Я вернулся в отель, достал свои пистолеты, которые приобрёл ещё в Амстердаме и теперь постоянно таскал с собой. Если мне придётся неожиданно воспользоваться оружием, хотелось бы, чтобы оно было готово к действию. Я в который уже раз осмотрел и проверил работу механики. Всё было в порядке. Воспользоваться, вполне вероятно, придётся неожиданно. Далее предстоящая операция вообще будет сплошной импровизацией.
Выйдя из отеля, я решил пройтись немного.
Улицы продолжали быть многолюдными, жизнь кипела, несмотря на поздний час, как обычно бывает в южных курортных городках. Я зашёл в одну из многочисленных лавок и купил себе лёгкую рубаху с коротким рукавами и белую соломенную шляпу, в каковые были облачены поголовно все туристы мужского пола и многие островитяне.
Воспользовавшись любезностью хозяина, я немедленно переоделся в новые вещи, сливаясь с массой отдыхающих. Меньше всего мне хотелось выделяться из толпы. Свои вещи я завернул в свёрток и с посыльным, сыном хозяина, и отослал в свой отель.
Пять минут спустя я вошёл в небольшой ресторанчик на берегу лагуны. Вдоль лагуны была узкая, серого камня набережная, на которую выходили все рестораны. Набережная была настолько узкой, что на ней едва могли разминуться два человека. Ко всему прочему, набережная не имела никакого ограждения. При желании или нежелании можно было легко свалиться в воду, что и случалось время от времени. В некоторых местах здесь было довольно глубоко, но это, кажется, никого не волновало. Курорт!
Все места у воды были заняты, и я присел за освободившийся столик в глубине ресторанчика. Мимо проходила молодая особа недурной наружности и искала глазами свободное место.
Я поднялся и знаком предложил ей присесть за мой столик. На столе стояла небольшая лампа. В её свете незнакомка показалась мне потрясающей не старше тридцати лет женщиной. Её чёрные, как смоль, волосы свободно падали на её открытые, изящных линий, плечи. Я почувствовал себя немного пьяным. Интересно, что это? Аромат южных романов, непринуждённая обстановка?
Я не ожидал подобного эффекта от общения с женщиной и не любил, когда что-то мешало сосредотачиваться на работе. Моя соседка по столику была похожа на гречанку, возможно, испанку, и именно поэтому я обратился к ней на английском. Она только пожала плечами, улыбнувшись.
Тогда я перешёл на ломаный греческий. Она обрадованно залепетала по-гречески. Я прекрасно мог говорить без акцента, как житель Афин, но что-то в первую секунду заставило меня изъясняться таким образом, и теперь я придерживался выбранной мною тактики.
Тихий плеск воды убаюкивал. Незнакомка загадочно улыбалась. Свет от лампы бросал тени на её лицо и высокую полуобнажённую грудь. Негромкие звуки музыки совершенно расслабили мою волю к победе. Марго, так представилась моя новая
Я не отношусь к тому типу мужчин, которых бы можно было назвать донжуанами или казановами, в общем, любимцами женщин. Каждый раз, когда мне улыбалась красавица, я первым делом проверял, всё ли у меня застёгнуто, вторым делом задумывался о том, что ей что-то нужно от меня.
Совершенно испорченный суровой правдой жизни, я стал циником и не доверял более улыбкам Фортуны, да и работа не располагала к тому, чтобы глядеть на окружающий мир сквозь розовые очки. Про пессимистов говорят, что это просто умудрённые жизненным опытом оптимисты. Я всегда, на сколько помню, был скептиком. С годами я стал опытным скептиком.
Вот и сейчас я решил не поддаваться соблазну, а попробовать трезво, насколько возможно, оценить ситуацию. Тревожные колокольчики в моей голове били не зря. Пару раз я заметил, что моя новая знакомая бросала украдкой взгляд на кого-то за моей спиной и пыталась незаметно кивнуть, когда я глядел куда-нибудь в сторону. Я "неловким" движением смахнул на пол небольшой серебряный поднос.
Рассмеявшись своей неловкости, я нагнулся, чтобы поднять с пола упавший предмет и украдкой глянул в сторону, куда бросала взгляды Марго. Позади входа в тени колонны прятался молодой человек с копной кудрявых волос и горбатым носом. Мне не понравился его вид и то, что он ошивается поблизости.
Я резко поднялся и, взглянув на Марго, поставил поднос на место. Девушка поспешно улыбнулась мне. Слишком поспешно и натянуто. "Предчувствия его не обманули..." Посетители стали понемногу расходиться. Мы сидели теперь в полупустом ресторане.
Я стал нарочно тянуть время, не проявляя никакой инициативы. Заказанная мною бутылка вина подтвердила мои предположения. Моя соседка по столу делала вид, что пьёт, на самом деле старалась напоить меня. Я сделал вид, что совершенно охмелел от выпитого. По предлагаемому мне сценарию, я должен был начать делать прозрачные намёки девушке, навязываясь в её провожатые.
Вместо этого я, тщательно коверкая слова и ломая всё схему, начал распространятся о вреде нахождения на прямых солнечных лучах и тому подобной чепухе. Марго начала нетерпеливо ёрзать на стуле и бросила пару обеспокоенных взглядов в сторону выхода. Я делал вид, что ничего не замечаю и говорил о чайках и морской живности.
Наконец Марго не выдержала:
— Уже поздно, не могли бы вы проводить меня до дома? Вот оно! Теперь окончательно всё встало на свои места.
— Я не стану этого делать, — внезапно отрезвев, ответил я на прекрасном греческом.
— Почему? — ошарашенная неожиданным ответом, спросила Марго, широко раскрыв глаза.
— Мне бы не хотелось, чтобы меня шарахнул по затылку чем-то тяжёлым тот молодчик, что прячется снаружи и подаёт вам знаки.
Девушка мгновенно сбросила маску, игра теперь была ни к чему, и всё стало на свои места. Лицо её перестало быть прекрасным, обезображенное злостью. Глаза её были холодны, как лёд. От нежности и женственности не осталось и следа. Она посмотрела на меня с нескрываемой неприязнью, затем медленно поднялась и пошла к выходу, не сказав больше ни слова.