История Великобритании
Шрифт:
Самой очевидной сферой, где проявился упадок, была сфера управления. Пришли ли елизаветинские институты в упадок во время войны с Испанией? Критика фокусируется на недостатках налогообложения, местного управления и набора в военное ополчение; на «сползании в хаос» в провинциях, вызванном отчужденностью нетитулованных «деревенских» джентльменов от Двора; на росте коррупции в центральных органах управления; на злоупотреблении королевской прерогативой при даровании прибыльных «монополий» или лицензий придворным и их протеже, которые ради выгоды могли приводить в действие ряд статутов; на утверждении, что выгоды от Законов о бедных были незначительными по сравнению с ростом населения и масштабом экономических бедствий 90-х годов.
Действительно, Елизавета и Берли позволили системе налогообложения прийти в упадок. Дело было не только в том, что величина парламентской субсидии не возрастала в соответствии с темпом инфляции, несмотря на высокий уровень правительственных расходов, но и в том, что получаемых наличных средств стало меньше из-за неизменных налоговых описей и распространенного уклонения от их уплаты. Налоговые ставки стали стандартными, а основой их исчисления была декларация налогоплательщика о своем имуществе, даваемая не под присягой. И если Вулси в правление Генриха VIII пытался облагать налогом наемных работников, то
Инициатива, однако, должна была принадлежать Короне. Поразительной чертой елизаветинской стратегии является то, что, в отличие от европейских правителей, которые под давлением войны или угрозы вторжения изобретали новые налоги, Елизавета опиралась на прецедент. Она сопротивлялась фискальным нововведениям, тратя на войну 3% национального дохода Англии, тогда как Филипп II извлекал из Кастилии 10%. После 1589 г. Елизавета взимала многочисленные субсидии, но они подчинялись закону уменьшения собираемой суммы: те же самые немногочисленные плательщики облагались налогами в соответствии с теми же стереотипными ставками, хотя даже покорнейший из них не облагался соразмерно современным ставкам подоходного налога.
Неспособность елизаветинского правительства поддерживать объем субсидий на одном и том же уровне была главной слабостью государства поздних Тюдоров. Однако после себя Елизавета оставила долг на сумму всего 365 тыс. фунтов. Поскольку Мария оставила долг в 300 тыс. фунтов, сравнение (с учетом инфляции) целиком в пользу ее сестры. В течение шести лет Яков I выплатил почти весь долг, кроме 133,5 тыс. фунтов, хотя его собственный дефицит затмил все, что могла предвидеть Елизавета. Она уменьшала зазор между приходом и расходом за счет продажи земель Короны и займов. В период между 1560 и 1574 гг. были проданы земли стоимостью 267,8 тыс. фунтов, а от продажи земель в 1589-1603 гг. было выручено 608 тыс. фунтов. Кроме того, 461,5 тыс. фунтов было взято в долг во время войны с Испанией. Такие меры уменьшили будущие доходы и лишили Корону гарантий для последующих займов. Но многие ли из правителей раннего Нового времени рассматривали долговременную перспективу, особенно ведя войну? Легко обвинять Елизавету в плохом управлении финансами, но мы склонны забывать, что она не несла ответственности перед избирателями.
Необходимо отметить, что при Елизавете резко выросли местные налоги, особенно налог в помощь бедным, на ремонт дорог и мостов, на расходы по содержанию ополчения; эти налоги отчасти компенсировали недостатки национального налогообложения. Хотя данный предмет относительно плохо изучен, ясно, что набор и подготовка ополчения (militia) были дорогостоящим делом и ложились бременем на графства, где мировые судьи вводили дополнительные налоговые ставки, которые собирались констеблями округов (сотен) и приходов. Обучение ополченцев к 80-м годам XVI в. обходилось в крупные суммы; графства отвечали также за обеспечение приходов оружием и амуницией; за оплату командирам ополчений; за ремонт береговых укреплений и строительство маяков; за снабжение войск, призванных на службу за морем, боеприпасами и амуницией, а также за доставку их в назначенный порт. В Кенте возложенная на графство стоимость военных приготовлений за 1585-1603 гг. превысила 10 тыс. фунтов. Правда, часть «подъемных» денег, нужных для экипировки и доставки войск, можно было затребовать у казначейства, но практически на графства приходилось приблизительно две трети этой суммы. Кроме того, если раньше торговые корабли (за исключением рыбацких судов) традиционно конфисковались в приморских городах и графствах, чтобы увеличить королевский флот в военное время, то в 90-х годах XVI в. Корона стала требовать не только кораблей, но и денег, а рыбаков заставляла служить в королевском флоте или становиться пиратами, что разрушало местную экономику. Но, когда «корабельные деньги» стали взимать во внутренних графствах, например в Западном Ридинге в Йоркшире, это вызвало противодействие, вплоть до того, что оспаривалось право Короны взимать их.
Когда главное внимание елизаветинского правительства привлекали нужды обороны, набора ополчения и финансов, а также связанные с ними институты, опорой системы оставались местные магистраты. Главными служащими были не получавшие платы мировые судьи, число которых увеличилось с менее чем десяти на графство в 1500 г. до сорока или пятидесяти в середине правления Елизаветы и до девяноста к 1603 г. Но главным тюдоровским нововведением в местном управлении оказался институт лейтенантов, ставших постоянными с 1585 г. Если раньше эти назначения были временными и предназначались для того, чтобы подчинить набранных ополченцев одному лицу, то поворотным пунктом стало начало войны с Испанией. Должности лейтенантов были созданы почти во всех графствах Англии и Уэльса, а в результате длительной войны назначенные лейтенанты во многих случаях оставались на своем посту пожизненно. В соответствии со своей должностью лейтенантом становился самый знатный из местных дворян или же член Тайного совета от данного графства, хотя были и некоторые исключения. Согласно возложенным на него обязанностям, он должен был привести оборону вверенного ему округа в наилучшее из возможных состояние, для чего ему позволялось призывать в ополчение всех пригодных для службы за морем или в
В целом политика Короны формировалась ad hoc (для данного случая) и отражала военные и политические нужды. Но назначения способствовали стабильности по двум причинам. Во-первых, лейтенанты сообщались напрямую с Тайным советом; во-вторых, эта должность связывала военные нужды с аристократическими традициями. Защита королевства от врагов Короны являлась древней обязанностью знати удовлетворявшей их честь и оправдывавшей их привилегии. Но если в военной системе Генриха VII и Генриха VIII знать собирала свои феодальные отряды в качестве полунезависимых территориальных магнатов, то елизаветинские лейтенанты являлись слугами Короны, которых можно было сместить или призвать к ответственности за поведение. А поскольку многие из них были членами Тайного совета, они с большей готовностью откликались на инициативы центрального правительства, нежели мировые судьи. Они обеспечивали постоянный приток информации с мест в Совет, поддерживая двустороннюю коммуникацию между центральным и местным правительствами. Темп работы местных магистратов заметно ускорялся, так как вводились более совершенные документы, отчеты, создавались артиллерийские арсеналы, налаживались новые транспортные связи, наряду с навязанным ополчением для заморской службы набирались подготовленные отряды и заключались сложные договоры относительно отправки людей из одного графства защищать другое.
Однако напряжение военной экономики все усиливалось: в течение последних восемнадцати лет правления Елизаветы для службы в Нидерландах, Франции, Португалии и Ирландии было набрано 105800 человек. Наибольшее возмущение после 1595 г. вызывал набор на военную службу в Ирландию. В 1600 г. в Честере чуть было не восстала кентская кавалерия, направлявшаяся в Ольстер. Так что давление на графства приводило к провалам в управлении и к оппозиции требованиям центрального правительства, а нарушение торговли, вспышки чумы (которую часто привозили солдаты, возвращавшиеся из-за границы), неурожаи 1596 и 1597 гг. и резкий экономический спад вызывали всеобщее недовольство. Однако мнение о «сползании к хаосу» при Елизавете остается недоказанным. В 90-х годах XVI в. напряженность между Двором и страной не была столь идеологической, как при Карле I, и не являлась чем-то большим, нежели усталость от войны и недовольство фискальным бременем. Даже в 1598-1601 гг. сопротивление официальным требованиям на местах оставалось по большей части пассивным, за исключением прибрежных графств, таких, как Норфолк.
Однако рост коррупции на уровне центрального правительства свидетельствовал об угрозе продажности. В частности, недостаток покровительства со стороны Короны во время долгой войны и заторы в продвижении по службе поощряли торговлю должностями. Коррупция не являлась неизбежной: Генрих VIII повысил плату чиновникам, а более совершенные методы обеспечения и возможность получать дополнительные выплаты деньгами или натурой компенсировали рост стоимости жизни. Так что коррупция распространялась не из-за бедности, а из-за возросшей в 90-х годах XVI в. терпимости к нечестности. С другой стороны, вполне реальной была жесткая конкуренция в поисках покровительства. Если в правление Елизаветы Корона располагала примерно 1200 должностями, достойными положения джентльмена, то и Генрих VIII имел в своем распоряжении столько же должностей, и это в то время, когда честолюбивых дворян было меньше, а плюрализм в занятии должностей – менее выраженным. Кроме того, Реформация покончила с системой, когда многие бюрократы вознаграждались Короной продвижением по службе, как клирики – нон-резиденством. Однако исследования показывают, что в годы правления Елизавета предотвращала худшие злоупотребления, связанные с системой патроната. Она налагала вето на некоторых кандидатов на должности и при этом старалась удостовериться, что ее осмотрительность не подрывалась сговором между соискателями и придворными. Если она подозревала обман, то призывала на помощь свой талант откладывать принятие решения. Тем не менее соперничество при Дворе, особенно в годы войны, создало «черный рынок», на котором продавалось и покупалось влияние. Должностями торговали открыто, но в отличие от подобных продаж со стороны Генриха VII Корона редко получала финансовую выгоду. Вместо этого плата шла придворным, которые оказывали воздействие на выбор королевы: все выгоды Короне ограничивались увеличением стоимости новогодних подарков Елизавете, когда назначения находились в процессе рассмотрения. За не значительный пост предлагали 200 фунтов, а за такие доходные должности, как исполнитель суда по опеке или военный казначей, соискатели предлагали, соперничая друг с другом, от 1000 до 4000 фунтов. Все эти траты были вложениями капитала, так как, если назначение бывало получено, новый владелец должности действовал таким образом, чтобы с лихвой возместить начальное вложение; поэтому система являлась коррумпированной как по тюдоровским, так и по современным стандартам, ведь в жертву частной выгоде приносили общественный интерес.
Действия правительства последних лет царствования Елизаветы вызывали особенно громкий протест в делах, связанных с лицензиями и монополиями. Конфликты 1597 и 1601 гг. вызвали самые жаркие парламентские дебаты тюдоровского периода. Они свидетельствовали о безоговорочном осуждении злоупотреблений со стороны придворных и правительственных чиновников. Некоторые монополии и лицензии действительно являлись настоящими патентами или авторским правом, а другие создавали торговые компании с заморскими базами, обеспечивавшими также консульские услуги торговцам за границей. Но многие монополии создавались просто для того, чтобы обладатели патента могли завладеть рынком определенных потребительских товаров, или для того, чтобы предоставить им исключительные права, позволяя требовать от производителей или торговцев платы за возможность продолжать свои занятия. Монополии удвоили цену стали; утроили стоимость крахмала; привели к росту цен на импортируемое стекло в четыре раза, а соли – в одиннадцать раз. Придворные взимали плату безнаказанно, поскольку патенты основывались на королевской прерогативе, – и суды общего права не могли наложить на них вето без королевского согласия. Негодование впервые проявилось в Парламенте в 70-х годах XVI в., но настоящий конфликт был вызван тем, что в последние годы правления Елизаветы монополии росли как грибы. Когда молодой юрист Уильям Хейкуилл восклицал: «Уж не сделали ли и хлеб монополией?», Елизавете пришлоcь лично вмешаться, чтобы нейтрализовать атаку. А в 1601 г. она предотвратила кризис за счет держателей патентов: ее декларация аннулировала двенадцать монополий, осужденных Парламентом, и позволила подданным, интересы которых ущемлялись монополиями, искать возмещения в судах общего права.