История Венецианской республики

Норвич Джон Джулиус

Карл официально короновался 12 мая 1495 года. В своем королевстве он провел три месяца. Вскоре радость от успеха поумерилась, восторженное отношение хозяев начало сменяться раздражением. Неаполитанцы, которые с таким удовольствием изгнали арагонцев, осознали, что все иноземные захватчики очень похожи друг на друга. Во многих городках росло недовольство — их жителям приходилось по каким-то непонятным для них причинам содержать французский гарнизон, всем недовольный и часто распущенный. За пределами королевства Неаполитанского тоже становилось тревожно. Даже государства — итальянские и не только, — поначалу казавшиеся настроенными миролюбиво или хотя бы не проявлявшие открытой вражды, теперь опасались за свое будущее. Если Карл с самого

начала так легко достиг своей цели, что помешает ему направить свою армию дальше? И нигде этот вопрос не стоял так остро, как в Венеции.

К счастью для истории, Карлу хватило здравого смысла направить к синьории в качестве посла Филиппа де Коммина, сеньора Аржантона, чьи мемуары представляют собой, пожалуй, самый ранний точный отчет о политической истории Венеции, написанный очевидцем. Коммина послали, несомненно, чтобы в Венеции сформировалось нужное представление о Карле.

Узнав, что Сан-Джермано оставлен и король вошел в Неаполь, они послали за мной и сообщили мне эти новости, делая вид, будто рады им. Они сказали, однако, что неаполитанский замок хорошо защищен, и я видел, что они питают надежду, что он устоит.

Но замок не устоял. Еще через пару дней венецианцы снова вызвали посла.

Они вновь послали утром за мной, и я застал человек 50 или 60 в комнате дожа, который был болен желудком; он передал мне эту новость с радостным лицом, но, кроме него, никто в этом собрании не способен был притвориться радостным. И одни сидели у подножия скамей, подперев головы руками, другие — в иных позах, но все явно опечаленные. Думаю, что даже когда в Рим пришло известие о проигранной Ганнибалу битве при Каннах, [220] то и тогда сенаторы не были так напуганы и потрясены. Никто, кроме дожа, не взглянул на меня и не произнес ни одного слова, и меня это весьма удивило.

220

Величайшее поражение в истории Древнего Рима в 216 году до н. э., когда карфагенское войско под началом Ганнибала перебило почти всю римскую армию — около 5000 человек.

Дожу Барбариго не хотелось показывать послу, как он расстроен, хотя послу было прекрасно известно, что синьория уже шесть недель ведет тайные переговоры с представителями Фердинанда, короля Испании, императора Максимилиана, Александра VI и Лодовико иль Моро, также встревоженного этим ураганом и еще более — присутствием в Асти герцога Орлеанского, чьи претензии на Милан были никак не меньше претензий Карла VIII на Неаполь. Конечно, Коммин не удивился, когда 1 апреля ему официально сообщили о создании новой лиги.

Дож сказал мне, что во славу Святой Троицы заключен союз между нашим святым отцом папой, королями Римским и Кастильским, венецианцами и герцогом Миланским с троякой целью: во-первых, чтобы защитить христианский мир от Турка; во-вторых, для защиты Италии; и в-третьих, чтобы сохранить их государства. Об этом я должен был известить короля. Их собралось там очень много, около сотни или более человек, и все гордо стояли с высоко поднятыми головами, совсем непохожие на тех, какими они были в тот день, когда сообщили мне о падении неаполитанского замка…

После обеда все послы членов лиги отправились кататься на лодках, что было одним из развлечений в Венеции; и у каждого посла количество лодок соответствовало числу сопровождающих лиц и размеру выплачиваемого синьорией содержания; а всего было около 40 лодок, украшенных штандартами с гербами хозяев. Все это общество с множеством музыкантов проехало мимо моих окон… Вечером был устроен великолепный праздник, зажжены огни на колокольнях и множество фонарей на посольских домах и произведен артиллерийский салют.

Сам Коммин, раздосадованный (по

свидетельству Марино Сануто), а может быть, из-за приступа лихорадки (как он впоследствии сообщил в письме королю) не стремился показываться на публике в последующие несколько дней и лишь однажды инкогнито покинул свои апартаменты в Сан Джорджо Маджоре в закрытой лодке, чтобы полюбоваться на праздник. Однако в Вербное воскресенье он присутствовал на праздничной службе под открытым небом, которая состоялась на многолюдной пьяцце Сан-Марко. Дож Барбариго, синьория и послы союзников в роскошных мантиях, подаренных им дожем, в торжественном шествии обошли площадь и остановились у Пьетра дель Бандо, [221] где были оглашены условия союзного соглашения.

221

Приземистый порфировый столб, который и сейчас стоит на юго-западном углу Базилики. Его привезли из Акры во времена крестовых походов. С 1256 года и до конца существования республики служил традиционным местом оглашения законов и указов.

Венецианский ученый и летописец Марино Сануто рассказывает, что когда дож известил Филиппа де Коммина об образовании союза, тот спросил, будет ли королю позволено беспрепятственно вернуться во Францию. Агостино Барбариго на это ответил: «Если он пожелает вернуться как друг, никто не причинит ему ни малейшего вреда, если же как враг — союзники сделают все, чтобы защитить друг друга».

Другой авторитетный источник (возможно, даже очевидец), сенатор Доменико Малипьеро, пишет, что дож даже предложил Карлу 35 галер, чтобы отвезти его и войско, если он опасается возвращаться через полуостров. Однако Коммин о таких деталях не упоминает.

Когда король Карл в Неаполе узнал об образовании союза, он пришел в ярость. Призвав венецианского посла, он угрожал в ответ создать союз с Англией, Шотландией, Португалией и Венгрией. Но он недооценил опасности, с которой столкнулся. Задолго до его неаполитанской коронации армии лиги уже начали собираться. Через неделю после нее король увел свою армию, состоящую из каких-то 12 000 французов, швейцарцев и гасконцев, а также немецких ландскнехтов и шотландских лучников, на север и навсегда оставил свое новое королевство.

Его путь сопровождался затруднениями, как политическими, так и походными. В Риме король надеялся на дружеский прием у папы, но, приехав, обнаружил, что Александр отбыл сначала в Орвието, затем в Перуджу. В Тоскане возникли трудности из-за того, что он обещал флорентийцам вернуть им Пизу, в то же время заверив пизанцев, что ничего подобного делать не станет. Король проследовал по западному побережью до самой Ла Специ, где, послушав дурного совета, разделил свои силы. Филипп де Бресс с парой тысяч человек продолжил путь берегом через Геную, а сам король с основной частью армии отклонился вправо, по горной дороге, которая вывела его через северную часть Апеннин в Ломбардию. До этого момента попыток откровенного противодействия не возникало, он и не ожидал их, хотя хорошо знал, что где-то неподалеку, в горах, сосредоточены и дожидаются его крупные силы лиги. Позволят они ему пройти или нет?

Лига, как дож Барбариго вежливо разъяснил Коммину, имела чисто оборонительные задачи. Следовательно, предполагалось, что союзники, увидав чинно и мирно уходящего короля Франции, будут только рады дать ему возможность поскорее уйти. Все эти соображения, однако, омрачились агрессивными действиями герцога Орлеанского. Оставаясь с большим арьергардом в Асти, пока кузен ходит на юг, он вдруг решил вспомнить о своих претензиях на Милан и первым делом захватил город Новару. С этого момента вооруженный нейтралитет обернулся настоящей войной. Несмотря на переговоры и то, что герцог все-таки увел свой гарнизон, у французов оставалось мало надежды уйти без боя.