История Византийской империи. Том 1

Успенский Федор Иванович

Представители романской теории, или романисты, настаивают на том положении, что новые народы не могли ничего противопоставить римской культуре и невольно подчинились тем условиям быта, которые находили среди романизованных населений Италии, Галлии, Испании и частью Германии. Ничего не противопоставив романскому влиянию, новые народы ничего своего не привнесли в историю. Рим естественным путем пришел бы к той форме быта, какая характеризует средние века. Такое положение весьма пригодно к устранению крайностей упомянутых национальных теорий, но само по себе оно также не объясняет всего разнообразия явлений в истории. В основу этого положения поставлен закон естественного развития европейского человечества. В той мере, как новые народы воспринимали плоды римской образованности, они становились гибким и послушным материалом, который был формируем романизмом по его собственным склонностям.

Если поставим вопрос шире и будем вести речь о всемирной истории, то найдем, что указанные теории удовлетворительны для объяснения лишь частных историй, а не всеобщей. Успехами изучения всеобщей истории мы обязаны исключительно западным ученым. Понятно, что западноевропейские теории имеют и у нас широкое применение, влияя на разработку даже нашей собственной

истории. Нужно ли говорить, что национальные теории представляют собой выражение национальных и политических тенденций; можно ли сомневаться, что в оценке факторов, влияющих на развитие европейской истории, западная наука дала преобладание тем, которые выражают западные народные начала? Но, конечно, нетрудно доказать, что западная история не вполне одно и то же, что европейская история, а тем более не всеобщая, и что в последней могут оказаться важными такие факторы, которые не имеют принципиального значения в первой. Если мы пожелаем установить общие схемы новоевропейского развития, то должны будем отнестись с одинаковым вниманием к фактам западно- и восточноевропейской истории, иначе наше построение будет односторонне и неверно. Так, если бы мы, желая указать особенности исторического развития славянского племени, собрали для этого материал только в польской истории, то наша теория была бы не верна в том отношении, что истории других славян могут представлять такие стадии развития, каких нет у поляков.

Западная историческая наука в своих построениях отправляется из двух, собственно говоря, наблюдений: одно дано изучением Западной Римской империи и отношений ее к новым народам, другое получается из истории германцев, французов, англичан и др. после эпохи Великого переселения; но этих наблюдений недостаточно для заключений об общих законах европейского развития. Кто считает их достаточными, тот смотрит на народы негерманской и нероманской расы как на ненужный служебный придаток, с которым не стоит много церемониться. В западных исторических системах нет места наблюдениям над историей Византийской империи и ее отношений к новым народам и над историей греков и славян, персов, арабов и других восточных народов после падения Западной империи. Самым очевидным и бесспорно важнейшим наследием, завещанным древним миром средним и новым векам, нужно признать самый факт существования в Европе романских народностей. Нынешние итальянцы, французы, испанцы и румыны не суть, конечно, потомки старых римлян, но они и не германские готы и лангобарды, не франки и не свевы и вестготы, это олатыненные, т.е. романизованные, германцы. Что разлагающийся якобы Рим императорской эпохи заключал в себе громадный запас жизненных сил, это видим из того, что новые народы не выказали сопротивления культурному римскому влиянию, и все были увлечены потоком романизации.

Нельзя думать, что романизация была распространяема только оружием и насилием; нет, римская власть давала и преимущества, которыми не могли не дорожить новые народы. Не вся сила римской политики заключалась в знаменитом девизе: divide et impera, т.е. умей разделить интересы подвластного населения и тогда легко будет управлять. Стало уже известно, что Рим многим и поступался в пользу подвластных населений, стараясь сделать малозаметной утрату национальной свободы и переход под чуждую власть. Принято говорить, что заслуга Римской империи состоит в том, что она романизовала новые народы. Это значит, что империя открывала новым народам доступ к тем благам культуры, которые были выработаны совокупными усилиями эллино-римского мира; это значит, что Рим предоставлял своим подданным свободный доступ к образованию, к почетным должностям и поощрял их предпринимать административные, экономические и политические реформы в их собственных областях. Галлия и Испания давали Риму императоров, выставляли ученых и поэтов. Латинский язык становится господствующим языком образованных сословий в провинциях; римская вера сменяет народные верования, жертвенник Рима и Августа делается политическим и религиозным центром в городах варварских. Римское право и римская система землевладения без особенной борьбы завоевывают себе твердое положение в варварских землях. Но нужно быть осторожным при оценке области действия романизации. Римские постройки, театры, бани и т. п. памятники римской пластики, архитектуры и живописи находятся по всей области римского политического влияния до Трира, Страсбурга и Майнца. Здесь были опорные пункты, здесь стояли легионы, на долю которых падает значительная часть успехов распространения римского языка у германцев. Прочно также было римское влияние на Дунае, и тем любопытнее следы его на Балканском полуострове, что римское здесь господство было не так продолжительно. Итак, романизация должна быть признана могущественным фактором истории западных народов; но она, во-первых, не в состоянии объяснить строй западноевропейской истории, во-вторых, она не простирается на всю Европу.

В то время, как Запад в лице нынешних романских и романизованных народов воспринимал и усваивал себе разнообразные влияния Рима, Восток обнаружил значительное упорство в этом отношении, выставив против романизации поток местных особенностей: особую культуру, язык, право, словом, национальные особенности. На первом месте стоит, конечно, Греция, хотя и слабая политической силой, но гордая своей старой культурой, некогда возобладавшей даже в Риме, имевшая свой развитой язык и вековые исторические традиции. Рядом с Грецией нужно поставить восточные римские провинции: Малую Азию, Сирию, Палестину, Месопотамию и Египет. Не в том, конечно, нужно искать причину ослабления романизации в названных областях, что они меньше подвергались прямым воздействиям латинского языка или римского права, а в том, что греки, египтяне, сирийцы и другие народы оказались в состоянии выдержать борьбу с романским течением, выставив в отпор ему не менее жизненные национальные культурные течения. В той же степени была неудачна романизация в отношении к тем славянам, которые входили в сношения с империей. Славянам предстоял выбор между римско-католическими влияниями и противоположными им; что выбор их склонился не в пользу романизма, этим, с одной стороны, определился характер их истории, с другой – намечались особенности исторического развития целой половины европейского человечества.

Восточная империя, отделившись от Западной, прежде всего отмечает свои исторические тенденции принятием

греческого языка своим официальным языком, этим уже дано было внешнее выражение преобладанию эллинских элементов над романскими. Далее, Восточная империя разрешает проблему, которой не удалось разрешить Западной, – она ужилась с новыми варварскими элементами, вступив с ними в такой род соединения, который не удался на Западе. Наконец, Восточная империя по своему этнографическому составу и по своим учреждениям представляет в себе протест против того утверждения, что тип, по которому сложилась западноевропейская история, есть универсальный тип. И, конечно, было бы ошибочно строить теории исторического развития народов, исходя исключительно из фактов западной истории и пренебрегая восточноевропейской, т.е. целой половиной подлежащего изучению материала. Восточная империя перестает быть продолжением римской с VII и в особенности с VIII в., она становится с тех пор представительницей византинизма. На этой ступени развития она может быть сравниваема с Римской империей Карла Великого; как последняя образовалась из сочетания национальных германских начал и романских элементов, так и Византийская империя произошла из взаимодействия греко-римских и разнообразных варварских элементов. Формальный параллелизм главных фактов западноевропейской и византийской истории может подкупить в пользу того мнения, что формы западного развития вполне соответствуют восточным. Но стоит обратить внимание на подробности, и дело получает совсем иной вид.

В отношениях новых народов к империи нужно различать двоякого рода случаи: или варвары насильно врывались в имперские области и располагались в них на временное или постоянное жительство, или же поселение совершалось по взаимному соглашению и договору. В последнем случае народ свободно располагался или в завоеванной им области, или в такой, которая ему была указана императорским правительством на известных условиях. Главной задачей империи в том и в другом случае было установить с варварами более или менее сносный род сожительства, соседства или союза. От фактического порабощения новых народностей, неудержимо напиравших на рейнские и дунайские границы, империя отказалась уже в IV в. Самым критическим моментом нужно считать начало V в., когда Восток и Запад одинаково находились в руках варварских предводителей. Это было время правления детей Феодосия Великого Аркадия и Пшория, но во главе стояли Руфин и Стилихон. Тогда в первый раз готы начинают смелые нападения на Италию. Аларих и Атаульф в 410 г. взяли Рим и сделались обладателями империи, тогда жедругие варвары прорываются за Рейн и овладевают Галлией. Аларих не остается в Риме («варвары боялись городов, как могил»). Атаульф униженно просит императора дать ему руку сестры его и указать, каким образом готы могут служить интересам Рима. А Феодорих Великий писал императору: «Богу угодно было, чтобы я научился правительственной науке в вашей империи. Наше королевство – подражание вашему; мы превосходим другие народы тем, что подражаем вам».

Империя несколько раз лежала у ног варварских победителей задолго еще до так называемого падения Западной империи, но престиж имени Римской империи наводил чары на завоевателей и гнал их из побежденного Рима. С этой точки зрения отношения одинаковы как на Востоке, так и на Западе. Разница та, что лишенный преимущества быть столицей империи Рим с половины V в. теряет свой престиж, и на том месте, где была империя, начинают зарождаться этнографические группы, которым предстояло выработать формы политической жизни. Между тем, столица Восточной империи пережила крушение Рима и должна была на Востоке и Западе продолжать по отношению к варварам дело империи. Несмотря на сильный поток романизации, увлекший своим течением новые народы, Запад теряет связь со своим центром и переносит исторический пульс на окраины, в кельто-германские и германские области. На Востоке Константинополь оставался политическим, культурным и религиозным центром, к которому постоянно притекали свежие силы и у которого никто не мог оспаривать его первостепенного значения. Задача обновления древней империи принятием новых народов разрешилась на Востоке гораздо благоприятнее, чем на Западе. В этом отношении главнейше имеется в виду славянская колонизация. Византийская империя не только нашла способ воспринять в себя новые этнографические элементы, т.е. поставить варваров в такое положение, в котором бы они с наибольшей пользой служили целям империи, но еще представила опыт согласования романизма и эллинизма с началами, воспринятыми от новых народов.

Около времени падения Западной империи на Востоке был составлен особый законник, в котором римские правовые воззрения согласованы и применены к потребностям восточных провинций империи. В VIII в. составлен другой законодательный памятник, в котором не столько римское право применено к потребностям славянских населений, сколько переделан закон о сельском сословии согласно с новыми началами, внесенными в империю новыми подданными. Оба названные памятника имеют общее значение; они показывают, с одной стороны, какие преграды выставил Восток романизации, с другой – оба они служа г выражением византинизма и показателем заключающихся в нем понятий. Так называемый сирийско-римский законник, открытый в 1880 г., имел широкое распространение на Востоке от VI до XIV в. Если припомним, что в том же VI в. Юстиниан предпринял задачу редактировать старое римское законодательство и собрать объяснения римских юристов, и если результаты его деятельности – Пандекты и кодекс – не получили абсолютного применения в Византийской империи, то виной тому был, между прочим, указанный выше сирийский закон-Ник. Он составил собой непреодолимую преграду для распространения Юстинианова кодекса, так как был более практичен, а главное, применен к потребностям и интересам восточных народов. Таким образом, распространению римского права на Востоке была положена преграда в конце V в.

Подобная же переработка римского права в интересах разноплеменного состава империи наблюдается и в последующие периоды. Особенный интерес в этом отношении имеют следы славянского обычного права в византийском законодательстве. В законодательстве VIII в. являются совершенно неожиданные и труднообъяснимые из римского права новшества: свободное крестьянское сословие и свободное мелкое землевладение. Закон применен к потребностям населения, живущего в общине и владеющего общинной землей. Эти новшества в греческом законодательном памятнике, изданном византийским императором, характеризуют византинизм и показывают, что в нем заключены и славянские правовые воззрения, и следы славянского быта.