История внешней разведки. Карьеры и судьбы
Шрифт:
Тем временем в феврале 1955 года военная коллегия Верховного суда реабилитировала саму Ариадну. Из ссылки ее освободили. Она пишет в Верховный суд письмо, которое, должно быть, поразит молодого читателя:
«Дорогие товарищи, на днях я получила справку о том, что определением Военной Коллегии Верховного Суда дело мое за отсутствием состава преступления прекращено.
Я 16 лет ждала этого дня и дождалась его.
Приношу свою глубокую благодарность работникам военной прокуратуры и Военной Коллегии Верховного Суда, разбиравшим мое дело, желаю им счастья и успехов в их благородном труде, заверяю их в том, что весь остаток своей
Спасибо советскому правосудию!»
Эта несчастная женщина, которая половину своей жизни (в 1939 году, когда ее арестовали, ей было двадцать семь лет) провела в тюрьме, лагере и ссылке, писала и говорила то, что надо было писать и говорить в те времена.
Пытаясь что-то узнать о своем отце, она тоже использует аргумент, который в тот момент казался ей убедительным: предполагаемую службу отца на советскую разведку. Откуда же было знать Ариадне Эфрон в 1955 году, что через несколько десятилетий Сергея Эфрона осудят вновь — на сей раз не суд, а общественное мнение!
Впоследствии, когда хлопоты по реабилитации отца закончились, Ариадна Эфрон признается друзьям, что на самом деле ей ничего не известно о работе отца на НКВД… Вернувшись из ссылки в Москву, Ариадна Эфрон встретила женщину, которая знала ее родителей. Это Елизавета Хенкина, дочь генерала царской армии, в прошлом актриса. Она уехала из Советской России в 1923 году, а вернулась в 1941-м.
В Париже, в «Союзе возвращения на Родину» она руководила кружком любителей театра и, как впоследствии уверяла московских знакомых, оказывала особые услуги советским представителям. Обрадованная неожиданной встречей с человеком, который может засвидетельствовать преданность ее отца советской власти, Ариадна Эфрон пишет письмо помощнику главного военного прокурора:
«Елизавета Хенкина знала Шпигельгласа, хорошо помнит, как и кем выполнялось задание, данное Шпигельгласом группе, руководимой моим отцом, как и по чьей вине произошел провал этого дела. Помнит она и многое другое, что может представить интерес при пересмотре дела отца. Лично знала она и большинство товарищей отца, арестованных вместе с ним… Несмотря на свой возраст, она сохранила ясную память, может быть, сможет быть Вам полезной.
Второй человек, знавший моего отца приблизительно с 1924 года, может быть, и ранее, это Вера Александровна Трайл, также принимавшая большое и активное участие в нашей заграничной работе. Сейчас она находится в Англии. Адрес ее имеется у Хенкиной…»
Имена, которые называются в этом письме, кажутся веским подтверждением причастности Эфрона к делам НКВД.
Уже упоминавшийся в этой книге Сергей Михайлович Шпигельглас был несомненно умелым и эффективным разведчиком. Его отчеты, подписанные псевдонимом Дуче, хранятся в личном деле крупного советского агента, бывшего генерала Белой армии Николая Скоблина, которое я имел возможность изучить в архиве внешней разведки.
Бумаги, подписанные Шпигельгласом, выдают в нем смелого и решительного оперативника и резко отличаются от сухих и лишенных налета интеллекта донесений его коллег по разведке. Многие годы Сергей Шпигельглас руководил борьбой с русской эмиграцией и в середине тридцатых годов подолгу нелегально жил в Западной Европе, в том числе и в Париже.
Но могли ли Сергей Эфрон и Елизавета Хенкина действительно знать Шпигельгласа?
По своему положению руководителя крупной нелегальной резидентуры Шпигельглас
Шпигельглас жил за границей под чужим именем. Его настоящую фамилию в Париже знали только несколько кадровых работников резидентуры советской разведки, которые работали под дипломатическим прикрытием. А Елизавета Хенкина и все остальные услышали эту фамилию только после того, как ее назвал бежавший на Запад Вальтер Кривицкий (Шпигельглас к этому времени уже был расстрелян), и она замелькала в газетах.
Веру Гучкову-Трайл, упоминавшуюся в письме Ариадны Эфрон, тоже считают причастной к убийству Игнатия Порецкого. Швейцарский историк Петер Хубер пишет, что она получила из Москвы чек на десять тысяч франков и передала его матери предполагаемого убийцы Порецкого — исчезнувшего Ролана Аббиата.
Вера была дочерью крупного российского промышленника Александра Ивановича Гучкова, военного министра в первом после Февральской революции российском правительстве. В 1935 году она вышла замуж за Роберта Трайла, сына промышленника из Глазго. Роберт принадлежал к известному типу британских левых интеллектуалов, искавших счастья в коммунистических идеях. В 1934–1936 годах он жил в Москве и работал в пропагандистской газете «Москоу ньюс». Это, видимо, и дало основание полагать, что Вера была связана с НКВД…
Но Сергей Эфрон хорошо знал Веру Трайл не «по совместной службе в НКВД», а потому, что ее первым мужем был евразиец Петр Сувчинский, с которым Эфрон издавал журнал «Версты»…
В деле генерала Скоблина, хранящемся в архиве советской разведки, я нашел секретный документ, имеющий отношение к Сергею Эфрону.
Один из советских журналистов обратился в КГБ с просьбой разрешить ему написать о «замечательном советском разведчике Сергее Эфроне». Это письмо по установленному порядку попало в пресс-бюро КГБ. Начальник пресс-бюро доложил о просьбе своему начальнику — заместителю председателя КГБ, тот переадресовал просьбу в первое главное управление (внешняя разведка). В секретном письме заместитель начальника разведки доложил руководителю КГБ, что «Сергей Эфрон по картотеке учета советской внешней разведки не числится». Этот документ предназначался только для глаз высшего руководителя КГБ (журналисту ответили стандартно-бессмысленной формулой: «Публикация о Сергее Эфроне не представляется целесообразной»).
Итак, Сергей Эфрон сотрудником советской разведки никогда не был. Но что же было?
Первое поколение советских разведчиков нисколько не походило на тех людей, которые потом будут действовать на Западе. Первое поколение состояло из космополитов, в основном восточноевропейских евреев, знавших множество языков, образованных и хорошо понимавших западную жизнь. Для таких людей искренний и честный Эфрон был легкой добычей. Он был рад любой возможности что-то сделать для Родины. В советском посольстве ему объяснили: «Вы очень виноваты перед Родиной. Прежде чем думать о возвращении, вам нужно искупить грехи и заслужить прощение».