История войны и владычества русских на Кавказе. Новые главнокомандующие на Кавказе после смерти князя Цицианова. Приготовления Персии и Турции к открытым военным действиям. Том 5
Шрифт:
По свойственному персиянам характеру и их нерешительности можно было ожидать, что переговоры будут весьма продолжительны, а потому петербургский кабинет признавал необходимым ограничить прелиминарные пункты заключением перемирия, оставляя обе воюющие стороны во владении тех мест, в которых войска их находятся.
«Если бы, сверх чаяния, случилось, – писал при этом барон Будберг графу Гудовичу, – что персидское правительство не окажет больших затруднений касательно первоначального предложения, вами учиненного, о утверждении границы по рекам Куре и Араксу, в таковом случае Его Величество соизволяет, чтобы ваше сиятельство воспользовались сей удобностью и вместо второго пункта прелиминарных статей, помещенных в высочайшем рескрипте, включили бы следующую статью:
Впредь до определения границ во всей точности между Россией и Персией, да будут пределом следующие
Поелику же ханства Эриванское и Нахичеванское находятся еще в зависимости Баба-хана и несовместно было бы требовать прекращения между ними сношений прежде окончательного постановления о мире и о границах, то ваше сиятельство можете письменно объясниться с министерством персидским, что запрещение персидским войскам переходить чрез Араке относится только до тех войск, которые могли бы подать сомнение о неприятельских действиях, а не до тех команд или конвоев, которые, по тамошним обычаям, необходимо нужны для беспечного сообщения. Одним словом, все торговые и гражданские сообщения чрез Араке могут оставаться на прежнем положении, лишь бы под видом оных не укрывались воинские ополчения» [163] .
163
В письме от 5 октября 1806 года, Арх. Мин. иностр. дел. 1 – 10, 1806–1814, № 3.
Граф Гудович находил неудобным заключить перемирие, не положив границей между двумя государствами реки Аракса от устья до впадения в нее реки Арпачая. Главнокомандующий надеялся, что совершившееся уже покорение Баку и известие о движении отправленного с линии Херсонского гренадерского полка заставят персиян согласиться на все предложенные нами условия [164] ; но на самом деле предположениям этим не суждено было осуществиться.
Посланный гилянского правителя был задержан бурями в Астрахани до 24 октября, и, следовательно, нельзя было ожидать, чтобы ответ Мирза-Мусы был получен ранее декабря месяца, а между тем, ввиду постепенно усложнявшихся переговоров и враждебных отношений наших с Турцией, петербургский кабинет настаивал, чтобы граф Гудович поспешил заключением мира с Персией. Успехи нашего оружия в Дагестане и на берегу Каспийского моря дозволяли главнокомандующему, не нарушая достоинства России, самому предложить персидскому правительству вступить с нами в переговоры о мире.
164
Отношение графа Гудовича барону Будбергу, 31 октября, № 69, там же, № 794.
«Приобретение Кубы и Баку, – писал министр иностранных дел графу Гудовичу [165] , – заставляет тем паче помышлять о скорейшем окончании мирных переговоров, начавшихся с Баба-ханом; а потому государь император соизволяет, чтобы употреблены были всевозможные средства для достижения сей цели. Имея в руках Дагестан и часть Азербайджана, ваше сиятельство можете без унижения российского достоинства отозваться к Баба-хану прямо с повторительными предложениями мира. Сей поступок при новых успехах, вами одержанных, не иначе может быть почитаем, как явным опытом умеренности российского двора, и не чаятельно, чтобы персияне учинили из сего другое заключение. А между тем я должен открыть вам, что мир с Баба-ханом весьма нужен в теперешних обстоятельствах, чтобы иметь развязанные руки на случай войны с Портою Оттоманскою и чтобы самих персиян обратить против турок, буде сие возможно».
165
От 14 ноября 1806 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. III, № 795.
Главнокомандующий сам находил это необходимым и еще ранее получения письма из Петербурга просил разрешения отправить посланного в Тегеран, под тем предлогом, чтобы спросить Мирза-Мусу Гилянского, получил ли он письмо, посланное к нему с Мамед-Али. Теперь же, когда граф Гудович имел разрешение императора, он отправил в Тегеран своего адъютанта,
Рассказав в подробности свои сношения с правителем гилянским, граф Гудович писал Шефи, что он уполномочен заключить перемирие с тем, чтобы «чертою между нами остались реки Кура и Араке до впадения в нее реки Арпачая». Впредь до совершенного заключения мира главнокомандующий предлагал не переходить этих рек ни русским, ни персидским войскам, не возбраняя персиянам переходить их в тех местах, которые не находились во власти России. В случае согласия персидского правительства на предложенные условия граф Гудович просил Мирза-Шефи прислать в г. Шушу двух уполномоченных, для заключения окончательных условий перемирия [166] .
166
Письмо графа Гудовича к Мирза-Шефи, от 10 декабря, 1806 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. III, № 797.
В половине декабря майор Степанов выехал из Тифлиса, и, хотя главнокомандующий знал, что посланный в Тегеран не может миновать Тавриза, где жил Аббас-Мирза, он не счел, однако же, нужным снабдить его хотя бы рекомендательным письмом к наследнику персидского престола. Самолюбие азиятца чрезвычайно щекотливо, и нигде этикет не соблюдается так строго, как на Востоке. Упущение в этом отношении имело немалое влияние на мирные переговоры наши с Персией.
31 декабря Степанов прибыл в Тавриз и в тот же день имел свидание с Мирза-Безюрком, первым визирем и наставником Аббас-Мирзы. Безюрк принял посланного с подобающей почестью и уважением; он ожидал, что Степанов передаст письмо графа Гудовича или к нему, визирю, или к Аббас-Мирзе; но Степанов должен был ограничиться одним словесным изъявлением почтения главнокомандующего.
– Прежде сего наши государи, – говорил Безюрк, – были всегда в дружбе и добром согласии между собою, но с некоторого времени злые люди поселили между ними вражду. Мы знаем, что граф Иван Васильевич Гудович, когда и прежде был на линии, всегда покровительствовал персиянам, и наши купцы всегда возвращались с благодарностью и похвалою о нем. Я удивляюсь, однако же, почему граф, отправляя вас к Мирза-Шефи, не написал ни слова ни к шах-заде (Аббас-Мирзе), ни ко мне. У нас также принято за правило, чтобы лица, отправляемые к государю императору, не проезжали мимо графа, а шах-заде – наследник престола, и весь здешний край поручен его управлению. Не знаю, чему приписать, что граф не подумал об этом и не написал нам ни слова. Князь Цицианов иногда писал мне сам или через других поручал слова; я отвечал ему точно так же.
Степанов не мог объяснить причины столь важного, по мнению Безюрка, упущения со стороны главнокомандующего, а между тем визирю очень хотелось знать, с каким именно поручением он отправлен в Тегеран.
– С чем вы приехали? – спрашивал он русского посланного. – Если с одним письмом к Мирза-Шефи, то я так и должен доложить шах-заде; если имеете какие словесные поручения к наследнику, то также должны мне сказать, какие именно.
Степанов отвечал, что никаких поручений к Аббас-Мирзе не имеет и отправлен только с одним письмом к визирю Баба-хана. Безюрк не верил.
– Неужели же вы, – говорил он, – будучи адъютантом столь великого человека и служивши прежде при князе Цицианове, отправлены только с одним письмом? Этого быть не может. Вы не курьер, чтобы с одной бумагой скакать. Вас граф так не пошлет, да и я бы в таком случае не позвал бы вас к себе и не посадил бы.
Степанов подтвердил свое прежнее показание и уверял Безюрка, что не имеет никаких поручений к наследнику. Предполагая, однако же, что цель посылки имеет важный политический характер, визирь надеялся окольными путями и продолжительною беседою выведать тайну.
– Полковник Карягин сказывал ли князю Цицианову, – спрашивал Безюрк, – что шах-заде посылал ему хлеб и что он дал нам письмо, с обязательством через три дня вступить в нашу службу? Или русские думают, что мы не могли его истребить? Неужели вы думаете, что, если бы мы хотели, не могли разорить Карабага, Ганжи и Грузии?
Мирза-Безюрк говорил долго, расспрашивал много, но, не добившись ничего положительного, отпустил Степанова, обещая представить его Аббас-Мирзе. Прошел следующий день, день нового года, а Степанов все-таки не был представлен. Вечером к нему пришел тот же Безюрк и имел продолжительный разговор, не имевший, впрочем, даже и второстепенного значения.