История всемирной литературы Т.3

Бердников Георгий Петрович

«Пастуший календарь» — важнейшая веха в развитии английской поэзии со времен «Кентерберийских рассказов». В то же время необходимо учесть, что если у Чосера уже формируется бытовой реализм в изображении обстановки и персонажей и у него монах — это монах, купец — купец, повар — повар, облик каждого обрисован со всей непосредственностью, то «пастухи» и «пастушки» Спенсера — фигуры условные. Степень пасторальной условности «Пастушьего календаря» выступает со всей отчетливостью на фоне действительной обстановки в сельской Англии, которая переживала тогда пору насильственных огораживаний. Не говоря уже о Чосере, даже у Гауэра и Ленгленда — при всей иносказательности их видений — можно услышать отголоски крестьянских бунтов и городских смут.

Но все дело в том, что объект поэзии и соответственно характер

иносказания у Спенсера уже совершенно не тот, что у Ленгленда или Гауэра. У авторов ранних видений аллегория была способом сказать о некоем событии или предмете, к которому они не могли подойти — в поэтическом смысле — прямо. У Спенсера иносказание — мировоззрение, неоплатонический взгляд, усвоенный еще на университетской скамье. Спенсер не отстраняется от мира реального по каким-либо причинам внешнего порядка, мешающим ему подойти к действительности ближе, чем того хотелось бы, для него поэзия — мир идеальный, вернее, отражение, постижение мира идеального в платоновском (безусловно, модернизированном) смысле.

Для Спенсера существо поэзии раскрывалось в художественной манере, которая является тщательным и по-своему предельно верным отражением некоего идеального, освобожденного от случайной эмпирики мира. «Пастухи» и «крестьяне» в «Пастушьем календаре» не просто не похожи на сколько-нибудь реальных английских поселян того времени, это вообще люди другие, изображенные под видом «пастухов». Это Спенсер и его друзья, а властительницей их, «королевой пастухов», оказывается сама Елизавета.

Есть, конечно, в «Пастушьем календаре» и реальный, прежде всего пейзажный, колорит, который так и остался жить в сознании английских читателей вплоть до нашего времени, но, конечно, это всего лишь отдельные штрихи на обширном фоне всего создания. А созданием этим был действительно условный поэтический мир, отражавший реальную условность положения поэта и поэзии в английском обществе того времени. Только в драме мир этот будет разомкнут, и, в частности, в шекспировских комедиях увидим мы рядом пастухов и «пастухов», выведенных как бы для сравнения.

Сказанное выше о «Пастушьем календаре» относится и ко второму важнейшему произведению Спенсера, поэме «Королева фей», отдельные части (книги) которой печатались на протяжении 1590—1596 гг. Вся поэма из шести книг, в каждой из которых по десять песен, была опубликована уже посмертно в 1609 г.

«Королева фей» — опыт создания ренессансного рыцарского эпоса на материале английской поэтической традиции. Следуя примеру итальянских поэтов Боярдо и Ариосто, а также зная Мэлори, Спенсер в оболочке авантюрно-галантного повествования о подвигах рыцарей короля Артура, служащих прекрасной фее Глориане, развертывает аллегорическое изображение жизни двора Елизаветы и ее ближайшего окружения. Эта стилизация соответствовала придворным вкусам: в ритуале повседневной придворной жизни второй половины XVI в. возрождались куртуазные обычаи, сменившие атмосферу грубого разгула и откровенной жестокости, характерной для двора Генриха VIII. Друзья и советники Елизаветы хотели казаться изящными паладинами, и некоторые из них, вроде Филиппа Сиднея, серьезно относились к этой попытке восстановления куртуазного мира. Идеальные рыцари Спенсера и их не менее идеальные дамы как нельзя более подходили для этого великосветского маскарада. Аллегории Спенсера носят этический характер, его герои сражаются за высокие идеалы, в которых нашли отзвук убеждения Спенсера-гуманиста.

Поэт создает полные жизни портреты, в которых чувствуется влияние английской живописи XVI в.

К выработанной для «Королевы фей» особой девятистрочной строфе затем не раз обращались английские поэты, она так и вошла в историю поэзии под названием «спенсеровой строфы».

Иллюстрация из «Пастушьего календаря» Э. Спенсера

Гравюра. Лондон, 1597 г.

Как всякий человек его положения, положения придворного,

Спенсер не только занимался творчеством, но и выполнял государственные поручения. С 1580 г. он несет службу секретаря лорда Грея, губернатора Ирландии. «Ирландский вопрос» был сложнейшим звеном английской политики. Водворение реформированной церкви в католической Ирландии сопровождалось конфискацией клановых земель и вело к массовому обнищанию. За этим следовали восстания. В 1598 г., во время одного из восстаний, замок Килколман, который занимал с семьей Спенсер, был сожжен. Спенсеру удалось бежать, однако есть сведения, что при пожаре погиб его ребенок. Разбитый и надломленный Спенсер вернулся в Лондон. Он отошел от дел, оставил творчество, почти сразу был забыт, всеми покинут и вскоре скончался. Бен Джонсон передает, что умирал он без куска хлеба. Лорд Эссекс, уже занятый, вполне возможно, в то время организацией своего заговора, узнав, в каком положении находится «поэт поэтов», послал ему, по словам Бена Джонсона, двадцать золотых. Спенсер поблагодарил, однако от денег отказался, сказав, что у него уже не осталось времени их истратить.

Со временем в поэмах Спенсера сравнительно быстро застыла система условностей — в приемах, сюжете, принципах повествования. У «Королевы фей», основного творения Спенсера, говоря по-гамлетовски, необычайно хрупкая «смертная оболочка». Но сохранилось, если можно так сказать, творческое содержание стиха. «К этому источнику, — писал Ричард Олдингтон как составитель антологии английской поэзии, — припадали все от Шекспира до Мильтона и Драйдена, от Кольриджа, Вордсворта и Китса до Арнольда и Суинберна».

Именно в эпоху Спенсера, на протяжении 80—90-х годов XVI в., в Англии совершается своего рода поэтический взрыв, качественный и количественный. Поэтический расцвет в Англии был пышным и всеобъемлющим. Трудно назвать литератора той поры, который не был бы и поэтом. Поэзия становится бытовым явлением: полагалось приличным умение играть на лютне, а стало быть, петь и сочинять стихи. Количество напечатанных в ту эпоху сонетов измеряется тысячами, написанных — не поддается исчислению. Для шекспировских персонажей типичная черта — намерение или склонность писать стихи. Шекспировский шут Оселок не случайно иронизирует над легкостью сочинения стихов, вызываясь «рифмовать восемь лет подряд за исключением часов обеда, ужина и сна» («Как вам это понравится», III, 1). Это отражает не только моду, но и разработанность стиха, поэтическую культуру, вошедшую в широкое обращение.

В качестве лирического поэта выступал и Шекспир. Неуклонно профессионализируясь в театрально-драматургической сфере, Шекспир в момент вынужденного перерыва, когда лондонские театры бездействовали по случаю чумного карантина, опубликовал одну за другой две поэмы — «Венера и Адонис» (1593) и «Обесчещенная Лукреция» (1594). Но дело не только в неожиданном досуге, а именно в престиже поэта, которого добивался успешно начинающий драматург. В ту эпоху поэзия ставилась выше драмы, как творчество собственно, как оригинальное произведение творческой фантазии. Шекспир и назвал «Венеру и Адониса» «первенцем своей фантазии», не считая, видимо, вполне «своими» к тому времени им написанные пьесы. Фактически, однако, в этих поэмах заимствований не меньше, чем в ранних шекспировских пьесах. Подобно старым пьесам, которые подновлял и переделывал Шекспир, его поэмы представляют собой вышивку по готовой канве, в них используется традиционный мифологический сюжет, а также слышна перекличка с поэтами-современниками, авторами таких же популярных в то время любовных поэм.

Читатели-ценители живо откликнулись на поэтический дебют Шекспира. «Венера и Адонис», посвященная, как и «Лукреция», покровителю Шекспира — графу Саутгемптону, получила высокую оценку авторитетного критика (Френсис Мирес, 1598) и выдержала целый ряд переизданий. Современники были разборчивы: вторая поэма, фрагментарная, по композиции рыхлая, с утяжеленным стихом, одобрения у них не получила. Но зато с исключительным интересом встретили они поэтическую исповедь Шекспира — его сонеты.

С одобрением упомянутые Миресом тогда же, в конце 90-х годов, шекспировские сонеты были в 1609 г. изданы отдельной книгой, в тот же год, когда увидела свет полностью «Королева фей». Но это — соседство разных поэтических эпох.