История всемирной литературы Т.8
Шрифт:
Появляются литературные произведения, в которых революционная борьба пролетариата изображается на основе опыта личного участия авторов в рабочем движении (Л. Мишель, М. Андерсен-Нексе, Р. Трессел, Джо Хилл) или, во всяком случае, с позиций сочувствия ему (Г. Гауптман, Р. Демель, Г. Жефруа, Э. Де Амичис, С. Жеромский, Э. Ади). Идеалы социалистической революции и социализма находят также отражение в произведениях социально-утопического жанра (Э. Золя, А. Франс, Э. Верхарн, У. Моррис, Дж. Лондон).
Вне учета влияния рабочего движения и социалистических идей не может быть понято и оценено творчество таких значительных писателей, как А. Франс, А. Стриндберг, Г. Гауптман, О. Уайльд, Б. Шоу, Дж. Лондон, Т. Драйзер, С. Жеромский, П. Безруч, И. Цанкар, Я. Райнис, И. Франко и многие другие.
Особой, характерной чертой мирового литературного процесса на рубеже веков было колоссально выросшее влияние русской литературы.
Для Запада знаменательной вехой в этом отношении стало появление во Франции завоевавшей широкую европейскую известность книги Э. М. де Вогюэ «Русский роман» (1886). Годом позже за ней следует книга испанской писательницы Эмилии Пардо Басан «Революция и роман в России». На рубеже 80—90-х годов широко развертывается деятельность Э. Л. Войнич по переводу и пропаганде русской литературы — особенно революционной, демократической — в англоязычном мире. В 1901—1902 гг. «о том всемирном значении, которое приобретает теперь русская литература», писал В. И. Ленин.
Почему именно русская и именно теперь? Несомненно, независимо от того, осознавалось ли это каждый раз впрямую теми или иными писателями и читателями в других странах, высоко уважительное внимание к русской литературе, к ее нравственному гуманистическому пафосу («святая русская литература», как сказано у Томаса Манна) возникло тогда, когда весь мир стал прислушиваться к благовесту, доносившемуся из России, испытывая сильное и глубокое впечатление от героического, жертвенного примера российского освободительного движения (от народовольцев до революционного марксизма).
К началу двадцатого столетия центр мирового революционного движения переместился в Россию. Первая народная революция эпохи империализма, русская революция 1905 г., вызвала повсеместно волну сочувствия и оказала могучее влияние на политическое сознание масс, на освободительное движение во всем мире. И вполне естественно, что именно в это время (90—900-е годы) пришел час русской литературы.
Обретенное ею всемирное значение сопровождалось всемирным влиянием. Авторитет и популярность Л. Толстого в эти десятилетия были могучим общественным и литературным фактором глобального масштаба. Достоевский посмертно стал властителем дум и вдохновителем творчества многих выдающихся художников Европы и Америки. Театр Чехова знаменовал собой исторически новый этап в развитии мировой драмы. М. Горький увлекал читателей героическими идеалами революционной борьбы.
Влияние русской литературы распространялось на писателей как на Западе, так и на Востоке. Среди ее многочисленных данников были и такие, на художественную индивидуальность которых русские влияния наложили глубокий, неизгладимый отпечаток: Т. Манн, Б. Келлерман, Р. М. Рильке, Р. Роллан, Ш. Л. Филипп, Э. Л. Войнич, К. Мэнсфилд, Мигель де Унамуно, М. Андерсен-Нексе, Лу Синь, Исикава Такубоку, Тевфик Фикрет и др.
Итак, влияние русской литературы было прямым следствием всемирного резонанса российского освободительного движения. Оно же, в свою очередь, стимулировало в других странах активные общественные процессы и влияло на них.
Национально-освободительное движение и связанная с ним интенсивность формирования национального самосознания были (наряду с социалистическим
Так, на основе англо-ирландской конфронтации (впоследствии приведшей к Дублинскому восстанию 1916 г.) развернулось начиная с 1893 г. движение ирландского возрождения с его замечательной литературой как преимущественно символистского и неоромантического (У. Б. Йетс), так и реалистического (Д. Синг) направлений. Размышления испанской интеллигенции о причинах и природе национального кризиса (проявившегося в катастрофической развязке испано-американской войны) породили выдающиеся произведения «поколения 98 г.» (М. Унамуно, Асорин, Р. Валье-Инклан, П. Бароха и др.). Почти в это же время на Пиренейском полуострове переживает высокий подъем и литература так называемого каталанского возрождения (С. Русиньоль, Дж. Марагаль и др.). В литературах юго-восточных славян значительное место занимала патриотическая, национально-освободительная тема, связанная с борьбой чехов, сербов, болгар и других славянских народов против австро-германского и османского гнета (А. Ирасек, С. Чех, Б. Нушич, А. Шантич, И. Вазов). Национально-освободительное, антиимпериалистическое движение в странах Латинской Америки (в частности, Мексиканская революция 1910—1917 гг.) и борьба за утверждение историко-культурной самобытности этого региона нашли свое выражение в творчестве Х. Марти, Х. Э. Родо, Р. Дарио, М. Асуэлы. С ростом национального самосознания и освободительного движения были косвенно связаны в литературах соответствующих регионов мира некоторые характерные тематические и жанровые аспекты, в частности подъем исторического романа (А. Ирасек, Г. Сенкевич, И. Вазов, Б. Перес-Гальдос, Р. Валье-Инклан) и исторической драмы (Х. Бенавенте, С. Выспяньский, И. Грегори).
Переломный для всемирной литературы смысл рубежа XIX—XX вв. с особенной силой сказался в судьбе драматических жанров. Именно в эти десятилетия в культуре европейских стран формируется столь крупномасштабное, непреходящего значения явление, как «новая драма», представленная именами Генрика Ибсена (Норвегия), Августа Стриндберга (Швеция), Антона Чехова и Максима Горького (Россия), Мориса Метерлинка (Бельгия), Эмиля Золя и Анри Бека (Франция), Герхарта Гауптмана и Германа Зудермана (Германия), Бернарда Шоу и Харли Гренвилл-Баркера (Англия), Хасинто Бенавенте (Испания) и некоторых других художников.
Эти драматурги были во многом различны по своему таланту, творческой манере, тематическим интересам, наконец, по своим философским и общественным убеждениям. Но при всем индивидуальном авторском многообразии и различии национальных типов «новой драмы» представители этого движения сознавали определенную общность своих художественных устремлений. И хотя эта общность не приняла форму некой литературной школы и названные скандинавские, русские, немецкие, английские и прочие драматурги не издавали совместных и программных манифестов, они, однако, испытывали чувство общеевропейской взаимной связи и солидарности и многократно высказывали его.
«Новая драма» знаменовала высокий подъем драматургического творчества после десятилетий упадка. «В больших культурных странах философов и купцов целый век не было национальной драмы», — утверждал Стриндберг в 1889 г. в статье «О современной драме и современном театре», а годом раньше констатировал, что «в Англии и Германии драматическое искусство умерло». Это было действительно так, и более того: во всех европейских странах (кроме России) после романтического взлета, после Байрона и Шелли, Гюго и Мюссе, Клейста, Бюхнера и Геббеля, драма резко деградировала и перестала занимать сколько-нибудь заметное место в духовной жизни общества, а подмостками надолго завладели «репертуарные авторы», кумиры мещанской публики, ловкие сочинители «хорошо сделанных пьес», мелодрам, водевилей, салонных комедий, бесконечно далеких от реальной жизни и действительных, социальных и нравственных проблем и конфликтов.