История Зеербургского подполья
Шрифт:
Так могло продолжаться еще дней 5-6, но не более. На корабле не было воды.
Был ром, в мальвазии и греческом также не ощущалось недостатка, имелось даже прованское масло - священник патер Клаус Зюммель соборовал им отходящих в мир иной, но вот воды не было.
Речь, конечно, шла о пресной воде. Морской-то хватало во всех обличьях.
Причиной тому стала привычка второго помощника напиваться с поставщиками и пристрастие к ямайскому рому с порохом.
В состоянии жесточайшего похмелья вместо воды он погрузил на борт бочки с ромом, не в силах противостоять
Сейчас он, покачивая блестящими на солнце сапогами висел на фок-рее, шагах в двадцати от меня. Слышно было, как капитан, поглядывая на покойника, внушал оставшемуся в живых первому помощнику:
– Дисциплина! Дисциплина, Джонни! Глядите на его сапоги. Если б не они я повесил бы его где-нибудь повыше или выбрал бы веревку покороче. Если ваши сапоги будут блестеть меньше, хотя бы на величину света Венеры в ущербе, я повешу вас рядом!
– И будет у вас не корабль, а Рождественская елка!
– добавлял находчивый помощник. Они смеялись и шли пить ром пополам с морской водой.
Я презрительно плюнул в сторону капитанской каюты.
Ни капитана, на помощника я не любил. А за что их любить?...
"Два обычных мерзавца, - подумал я, однако в порядке самокритики и самоуничижения добавил - Да и мы теперь вряд ли лучше..."
Для грустных мыслей основания у нас, безусловно, имелись.
Группу искали. Искали так, что оставаться в республике нам стало опасно, и поэтому связной передал решение руководства "Общества" - покинуть страну. Прорываться через границу мы не рискнули, наверняка президентские этого и ждали, и поэтому пришлось воспользоваться помощью криминального элемента.
У меня имелись свои представления о том, что такое хорошо и что такое плохо.
В скверную часть, входило множество всякого-разного, включая вареный лук, но пираты в этом списке стояли куда как ниже, но хоть и не любил я разных бандитов-налетчиков, но сейчас другого варианта не наблюдалось. Эти скверные люди тоже, по-своему, конечно, все же боролись с социальным неравенством, правда, уж больно мерзковато как-то, это у них получалось... Да не осталось, честно говоря, других вариантов.
Поэтому, после долго раздумья я решил поискать убежище на воде, среди классово близких социальных слоев.
Через связников из китайских триад, мы вышли на связь с малазийскими пиратами. Их тайное убежище располагалось в китайских кварталах Ку-Чохо. У них, как потом стало понятно, назревало какое-то крупное дело, и они охотно взяли с собой новичков.
Собственно, именно этим и объяснялось нахождение нашей группы на пиратском корабле.
Я пошевелил босыми ногами.
Из крюйт-камеры доносились обрывки разговоров. Там от нечего делать баталеры пересыпали порох и пересчитывали заряды. Из камбуза ветер доносил запах жареного мяса. Я видел, как кок свирепо махал ножом, шинкуя продукты перед отправкой в котел. Эти, пожалуй, были единственными, кто работал на корабле. Остальные лениво расположились в тени надстроек, подальше от капитана и курили или пытались поймать рыбу.
"Ну и тоска! Хоть бы торпеду Бог послал...."
Подождав несколько минут, разочаровался - торпеды так никто и не послал. Видно её берегли для кого-то более достойного.
– Собачья жизнь, - пожаловался Маленький, перехватив мой тоскливый взгляд. Сердитый Супонька поправил его:
– Врешь. Лично я живу лучше собаки...
Я не успел вмешаться - не хватало нам еще тут перессориться - как сверху, с марсовой площадки, раздался крик.
– Дым! Дым на горизонте...
Реальность за скринсэйвером.
Дон Макароно. Капитан Республиканского Подводного флота.
....Испанские галеоны, фыркая паром, чинно шествовали перед глазами дона Макароно. Они выходили из-за черного обреза перископного поля зрения, медленно покачиваясь на волне, несколько секунд держались в поле зрения "Коррубции" и пропадали за таким же черным обрезом с левой стороны, уступая место следующему кораблю.
Дон Макароно шепотом ругался - кораблей оказалось слишком много, к тому же вокруг галеонов шастали туда-сюда бальсовые плоты с морской пехотой. Схватившись за подбородок, капитан заходил по тесной рубке, терзая шпорами роскошный персидский ковер.
Освободившееся место у перископа тут же занял кривой боцман "Коррубции", откликавшийся на прозвище "Косоокая жаба". Плечи его поворачивались, следя за проходящими кораблями. Не переставая ходить, дон Макароно бросил:
– Идут?
– Идут мой капитан...
– торжественно ответил боцман.
Капитан прошелся еще раз из угла в угол.
– Научились ходить. Видишь, как идут?
Боцман ответил тут же, словно ждал вопроса.
– Гуськом. Мой капитан!
Дон Макароно ухватив боцмана за плечо, отшвырнул его от перископа. За спиной что-то упало, метнулся запах какао, но он не отвлекся - перед глазами вновь замаячили испанские корабли.
– Дур-р-р-рак!
– с чувством сказал капитан подлодки через пару секунд, раскатывая букву "р" больше, чем следовало.
– Какой-же это "гусек"? Глазищи что ли пропил? Это же "страшный гусек"!
Боцман спорить не стал.
– По мне, капитан, все одно, - тон его был миролюбив до крайней степени.
– Пускай хоть ко дну идут. Нам от них одно беспокойство безо всякого удовольствия. Кто ж на эдакую армаду решится руку поднять? Нет там дураков...
Слова боцмана не пришлись капитану по сердцу.
– Повешу на перископе!
– За что, капитан?
– удивился боцман.
Дон Макароно все-таки оторвался от перископа и глянул на боцмана. Тот лежал на ковре в вольной позе и вытирался от остатков капитанского завтрака.
– За невосторженный образ мыслей.
– За это можно, -неожиданно покладисто согласился тот.
– За это я и сам кого хочешь повешу.
Боцман ковырнул в носу, разглядел добычу и спросил.
– А может, приказ какой издать?
Навалившись всем телом на ручки, капитан втянул перископ внутрь.