История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3
Шрифт:
В одиннадцать с половиной часов я увидел, как на аллее появился г-н д'Антуэн, один.
— Я был вынужден, — сказал он, — воспользоваться вашей любезностью, поскольку не мог найти другого более надежного средства, чтобы доставить м-м д'Арси это письмо. Я вынужден просить вас передать его ей и не счесть за обиду, что передаю его вам запечатанным. Если я ошибаюсь, ничего страшного, и мое письмо не требует ответа, но если я не ошибся, только дама вольна разрешить вам его прочесть. Поэтому оно запечатано. То, что в нем содержится, если вы действительно друг мадам, должно вас заинтересовать так же, как ее. Могу я быть уверен, что вы его ей передадите?
— Месье, даю вам в этом слово чести.
Глава V
Генриетта
Пересказав Генриетте слова г-на д'Антуэн, я передал ей письмо, содержавшее четыре страницы. Она сказала мне, прочтя его, что честь двух фамилий не позволяет ей дать мне его прочесть, и что она должна принять г-на д'Антуэн, который приходится ей родственником, как она теперь поняла.
— Итак, — сказал я, — вот начало последнего акта. Несчастный! Какая катастрофа! Наше счастье пришло к концу. Зачем мы так долго оставались в Парме? Какое ослепление с моей стороны! По всем обстоятельствам во всей Италии не было места более опасного, чем это, и я отдал ему предпочтение перед всей остальной землей, потому что везде, за исключением Франции, как я понимаю, никто бы ничего не знал. Тем более несчастный, потому что это была целиком моя ошибка, потому что ты не имела другой воли, кроме моей, и ты никогда не скрывала своих опасений. Но мог ли я совершить более грубую ошибку, чем позволить дю Буа сблизиться с нами? Я должен был предвидеть, что этот человек в конце концов преуспеет в удовлетворении своего любопытства, слишком естественного, чтобы я мог поставить его ему в вину, но которое однако никогда бы не возникло, если бы я не позволил ему зародиться, и возросшее, когда он получил к нам полный доступ. Но зачем думать сейчас обо всем этом, когда у нас нет больше времени? Я предвижу, что произойдет все, что можно себе вообразить самого печального.
— Увы! Мой дорогой друг, прошу тебя ничего не предугадывать. Мы можем единственно быть выше любых событий. Я не отвечу на это письмо. Ты должен написать ему, чтобы он явился сюда днем, в три часа, в своем экипаже, так, чтобы о нем доложили. Ты будешь со мной, когда я его приму, но четверть часа спустя уйдешь в свою комнату под каким-нибудь предлогом. Г-н д'Антуэн знает всю мою историю и мои ошибки, но также и мои резоны, что обязует его, как человека чести, гарантировать меня от любого оскорбления, и он ничего не сделает без моего согласия, и если он думает отступить от правил, которые я ему продиктую, я не поеду во Францию: мы отправимся вместе, куда ты захочешь, на весь остаток наших дней. Да, мой дорогой друг. Но подумай о том, что фатальные обстоятельства могут заставить нас счесть за лучшее наше разделение, и что в таком случае мы должны принять это решение таким образом, чтобы осталась надежда, что мы не сделаемся несчастны. Доверься мне. Будь уверен, что я постараюсь повести дело таким образом, чтобы оно окончилось наиболее благоприятным из возможных образом, если уж я вынуждена думать о жизни без тебя. Ты должен также позаботиться о такой возможности в будущем, и я уверена, что ты справишься; но в ожидании этого отринем от нас, по возможности, грусть. Если мы отложим наш отъезд хотя бы на три дня, это будет ошибкой, потому что г-н д'Антуэн, возможно, решит проявить усердие по отношению к моей семье, известив ее о моем местопребывании и произведя розыск, в результате чего я могу столкнуться с насилием, которого твои чувства не смогут перенести; но впрочем, Бог знает, что будет.
Я сделал
На другой день, по прибытии г-на д'Антуэн, я в точности последовал ее инструкциям. Я провел в одиночестве, пытаясь писать, шесть утомительных часов Моя дверь была открыта, зеркало, через которое я их видел, позволяло также им видеть меня. В течение этих шести часов они писали, прерывая часто процесс письма обсуждениями, должно быть важными. Я не ждал ничего хорошего.
После отъезда г-на д'Антуэн Генриетта подошла к моему столу и улыбнулась, видя, как я смотрю на ее глаза, ставшие огромными.
— Хочешь, чтобы мы отправились завтра?
— Я этого очень хочу. Куда мы едем?
— Куда захочешь; но мы вернемся сюда через две недели.
— Сюда?
— Увы! Да. Я дала слово быть здесь к моменту, когда придет ответ на письмо, которое я написала. Могу тебя заверить, что мы можем не опасаться никакого насилия. Но, дорогой друг, я не могу больше страдать в этом городе.
— О! Я его ненавижу. Хочешь, мы поедем в Милан?
— Прекрасно, в Милан.
— И поскольку мы должны сюда вернуться, Коданья и его сестра могут ехать с нами.
— Очень хорошо.
— Позволь, я займусь этим. У них будет коляска, в которой повезут твою виолончель; но мне кажется, что ты должна дать знать г-ну д'Антуэн, куда ты едешь.
— Мне кажется, наоборот, я не должна давать ему никакого отчета. Тем хуже для него, если он может сомневаться в моем возвращении. Вполне достаточно того, что я обещала ему быть здесь.
На другой день утром я купил чемодан, в который она сложила все, что могло ей понадобиться, и мы отправились, в сопровождении наших слуг, сказав г-ну Андремон запереть наши апартаменты.
В Милане мы провели четырнадцать дней, занимаясь только друг другом, никуда не выходя, никого не видя, за исключением двух портных, мужского, пошившего мне костюм, и женского, пошившего ей два зимних платья. Я подарил ей также казакин из рыси, который показался ей чересчур дорог. Тонкость, также очень нравившаяся мне в Генриетте, была та, что она никогда не задавала мне никаких вопросов о состоянии моего кошелька. Я же, со своей стороны, никогда не давал ей основания полагать, что он истощился. К нашему возвращению в Парму у меня еще оставалось три-четыре сотни цехинов.
На другой день после нашего возвращения пришел г-н д'Антуэн, без намерения с нами пообедать, и после кофе я вышел, как и в первый раз. Их разговор продолжался столько же времени, как и первый, и после отъезда шевалье она пришла мне сказать, что дело сделано, и что наша судьба велит нам расстаться.
— Как? — сказал я ей, сжимая ее в объятиях и мешая ее слезы со своими.
— После того, как мы приедем в Женеву, куда ты меня проводишь. Завтра ты должен будешь найти мне женщину приличного вида, с которой я вернусь во Францию, в город, в который должна отправиться.
— Но мы поживем еще вместе несколько дней? Я никого не знаю, кроме дю Буа, который смог бы найти тебе женщину приличного вида, и, к сожалению, любопытный человек смог бы узнать у этой женщины то, что, возможно, ты бы хотела скрыть.
— Он ничего не узнает, Потому что во Франции я найду другую.
Дю Буа был польщен этим поручением и через три-четыре дня явился представить Генриетте женщину средних лет и довольно прилично одетую, которая, будучи бедной, была счастлива найти оказию вернуться во Францию. Это была вдова офицера, недавно умершего. Генриетта сказала ей быть готовой к отъезду, как только г-н дю Буа ей даст знать. Накануне нашего отъезда г-н д'Антуэн, пообедав с нами, дал Генриетте прочитать письмо в Женеву, которое он затем запечатал, а Генриетта спрятала в карман.