История Золушки
Шрифт:
И вдруг легкая дрожь пробежала по изрешеченному корпусу «шмеля», и почти незаметное движение чуть-чуть приподняло нос машины. Истребитель выровнялся, но понятное дело, долго это продолжаться не могло. У Киры были считанные мгновения, и, судя по всему, она ими смогла воспользоваться. Что и как происходило тогда в кокпите истребителя, напрочь стерлось из ее памяти, но логика подсказывала, что ее руки должны были выполнить ряд очень точных и быстрых движений. Они сбросили верхнюю часть фонаря кабины, расстегнули привязные ремни, сняли шлем, стащили кислородную маску и вытащили Киру из кресла…
Рывок, удар, полет – и кошмар закончился. Не было больше шума двигателя,
Небо, земля, небо, земля, небо, земля…
Все-таки сознание – великая вещь, потому что сразу же пришло понимание того, что открывать парашют нельзя, потому что рано. Откроется парашют, и, еще не долетев до земли, она умрет от удушья из-за нехватки кислорода. Вот такой рассудительной она была в те мгновения, когда, убежав от одной смерти, оказалась в лапах другой. Впрочем, сейчас шансы Киры были значительно выше, чем тогда, когда ее расстреливали американские истребители, или тогда, когда обреченный истребитель рушился с обетованных небес. Она знала, что пригодная для дыхания атмосфера лежит ниже, но добраться туда, находясь в свободном падении, можно достаточно быстро. Оставалось лишь задержать дыхание, что Кира и сделала.
Небо, земля, небо, земля…
Как ни странно, она не чувствовала никаких признаков головокружения, она просто падала вниз, кувыркаясь, как лист, подхваченный ветром. И при каждом повороте, каждом рывке парашют бил ее в спину, напоминая, что шанс есть, и этим шансом она обязана воспользоваться…
Прошли секунды, показавшиеся часами, и Кира подумала, что это дикое вращение в воздушном водовороте никогда не закончится. Но, к счастью, она оставалась в сознании и, значит, понимала, что все конечно. Конечен и этот ее полет вдоль гравитационного вектора. Надо только потерпеть. И она терпела. А что ей, собственно, оставалось делать? Только падать и терпеть. Терпеть и падать. Падать…
Небо, земля, небо, земля…
А потом она поняла, что время пришло, и хотела уже открыть парашют, но не тут-то было. Она попробовала прижать руки к телу, но не смогла. Она чувствовала себя, как тряпичная кукла. Ее пальцы заледенели, а руки окоченели. Кира потеряла свои перчатки, запястья сводило судорогой, ноги больше ей не повиновались и безжизненно плыли позади нее, словно шлейф свадебного платья. И при этом она знала, что должна захватить кольцо вытяжного троса. Знала, что оно слева, на той же самой стороне, что и сердце. Надо только захватить его правой рукой, взять себя в руки и тянуть. Тянуть, тянуть…
Небо, земля, небо, земля…
Но кольцо никак не находилось. Его не было, хотя оно обязано было быть.
Небо, земля, небо, земля…
Неожиданно Кира увидела, что правый карман на летном комбинезоне открылся. Его клапан затрепетал в потоке воздуха, и из кармана выпало непрочитанное письмо от Варвары. Задев лицо, оно, казалось, полетело вертикально в небо. И Кира инстинктивно дернула рукой, чтобы
Небо, земля, небо, земля…
Она продолжала падать, кувыркаясь в воздухе. Но внезапно между волочащимися за ней ногами появился белый объект, а затем раздался звук, похожий на удар хлыста. И да, это был ее парашют, и он открылся.
Рывок. Раскат грома. Внезапная боль под ремнями. Она плыла по воздуху. Водоворот, наконец, закончился, и Кира «вплыла в заводь». Небо и земля заняли положенные им места. А над головой Киры был белый купол, который поддерживал ее, скрывая от ее глаз синее небо и облака. Внизу под ногами во всем своем величии лежала земля, по которой ее только что чуть не размазало. Глубокая, абсолютная тишина окутывала Киру. Уникальное, незабываемое ощущение. Шелковый купол, двигаясь волнообразно, уносил ее вдаль…
В общем, в конце концов, все кончилось хорошо. Она приземлилась, ничего себе не сломав. Даже лицо не разбила. И ее довольно быстро нашли танкисты из 3-го Гвардейского корпуса. Подъехали «с ветерком» на чем-то большом и тяжелом, что на поверку оказалось легким броневичком с задранным в небо кургузым пулеметным стволом. Загалдели, попрыгали с брони, побежали к ней и добежали как раз тогда, когда, освободившись с помощью ножа-стропореза от парашюта, повисшего на голой кроне какого-то дерева, Кира спрыгнула на землю и встала на ноги.
– Баба! – очумело встал перед ней танкист в черном шлемофоне.
– Поручик Амелина, – кисло усмехнулась Кира.
И вот тогда все действительно закончилось. Но пережитое, как теперь поняла Кира, так никогда ее и не оставило…
– Кира? Ты в порядке? – вопрос Алены вывел Киру из состояния «экзистенциальной задумчивости», и она оглядела встревоженные лица собравшихся за столом родных.
– Да, – попробовала она улыбнуться. – Извините! Вспомнилось просто кое-что…
– И часто ты такое вспоминаешь?
Алена – дипломированный врач-психиатр и, насколько знала Кира, ученица самой Татьяны Розенталь [56] , так что с ней стоит держать ухо востро. Психоанализ – это такая дрянь, что не дай бог! Копнут поглубже, такое наружу полезет, что потом и летать-то забоишься, не то что воевать.
– Спасибо, Алена, – сделав над собой усилие, улыбнулась Кира, – но давай не будем о грустном! Мало ли что в голову придет!
56
Татьяна Конрадовна Розенталь (1884–1921) – российский врач-невролог, доктор медицины, первый практикующий психоаналитик в России, сотрудница Института по изучению мозга и психической деятельности, основанного В. М. Бехтеревым. В этой реальности она не покончила жизнь самоубийством в возрасте тридцати шести лет.