Истощение судьбой

Проходил день. Смеркалось. Вечер хвастливо жёг свет на фонарных столбах и упрямо диктовал холод. По моде одетый человек своевольной походкой достиг автобуса, точно рассчитав время его остановки, проворно минуя встречных, изумленных лихостью юноши прохожих, и вошел в салон. Ему в глаза взглянул такой же юный и высокий, как и он сам, военнослужащий какого-то низкого звания, но поспешно спрятал свои зеницы в рядом стоящем ватнике

сослуживца. Человек N (имя действительно связано с буквой “н”: родители назвали юношу в честь одного из древнегреческих героев) со спокойным достоинством оплатил проезд. Пока водитель пробивал талон гражданину N, тот, приспустив полукруглые очки с тонкой оправой без диоптрий на середину носа, заглянул в глаза бабушке, сидящей у окна напротив рубки шофера, однако та, почувствовав ослепительное влияние наружности молодого человека, смущенно и быстро отвернулась от него. Точнее, она была в нерешительности: смотреть ей перед собой или на быстро мелькающие бордюры и горящие витрины магазинов по правое ее плечо. Кстати, о магазинах, о городе…

Юношу N было видно везде. Он часто гулял в парках, прохаживался по центру города и широким улицам, названия каких сразу приходили на ум прохожим, когда приезжие спрашивали их о том, где возможно прогуляться и, своего рода, отдохнуть. Молодой человек был заметен в гастрономических магазинах, где он обычно появлялся по пятницам, обходил все отделы по часовой и против часовой стрелки, изучая новые товары и новых посетителей, и по устоявшемуся обычаю брал с собой на кассу довольно мало. Приветствовался с кассирами и кассиршами каждый раз по-новому, прощался по-новому. Иной раз было совсем непонятно, как завзятое «привет» можно превратить в многосоставное предложение, но у молодого человека получалось, хотя, наверное, это отнимало часть сил.

Мистер N заглядывал нередко в хозяйственные отделения, потому что ему приходилось частенько менять коврики в прихожей, ибо он часто гулял, а также вставлять на место преходящих отработанных лампочек в ванной комнате, которая отличалась от большинства ванных присутствием огромного, по меркам любого человека, зеркала, причем не одного, новые. Прислушиваясь к запаху резины и краски, оглядывая садовых мышей, лягушек, гномов, фламинго и дачные качели с навесом, юноша перемещался в мир грёз, куда доступ был открыт одному N…

Молодой человек шёл в театры, практически все время в первые ряды и первым вставал на аплодисменты актерам, иногда преждевременно – тогда смущенные артисты испуганно краснели и пытались перекричать незаконченными репликами рокот хлопков, перемежающийся с выстреливающими огульно «браво».

N

навещал пекарни, где брал свои любимые пышки в помадке и получал в подарок сладкие улыбки продавцов по выходе и очередном визите. Он обожал, как и многие в этом пристоличном городе, просто бывать в пекарнях, просто там находиться некоторое время, а потом уходить. Однако от господина N нельзя было ожидать скорого или бесприбыльного ухода. Традиционно он входил через главные двери пекарни, стоял несколько секунд у порога, ожидая, когда до него дойдет запах булок, затем оценивающе всасывал его прямым красивым носом, и чисто после этого, кивнув чуть-чуть заметно и глазами поставив на самом продавце штамп удовлетворения критериям качества, проходил далее, внутрь. На полки с продаваемыми изделиями N смотрел, как опытный критик рассматривает творчество начинающих талантливых художников, за исключением того факта, что, скорее всего, критикам не мешает во время экспертизы аромат батонов, мягкость которых чувствовалась в самом воздухе.

Человек N присутствовал в местах показа новейшего кино, и такие места он называл «иллюзионами». Там юноша устраивался на ворсистом упругом кресле близ входа и встречал гостей-зрителей многозначительным, одобрительным взглядом.

Он заходил в музеи, где ходил по залам, прислушиваясь к стону кожаных челси, отфальцованных ваксой; ревизовал довольно нередко для хозяина нулевого числа домашних животных зоомагазины, покупал корм для рыбок, дабы покормить уток у Центрального пруда; клиники проведывались N-ом, когда тот желал приобрести что-либо «гидрокарбонатное или хлоридно-натриевое». Те, к кому молодой человек обращался, недоумевали, но N снисходительно, плавно улыбался и спешил им объяснить: «Ессентуки». А переступая порог церкви, юноша приобретал огромную в обхвате восковую свечу, усиленно прижигал её основание, наконец, прилеплял ее к подсвечнику на столике посреди залы, куда притягивалась куча народу. И они крестились, и N крестился. Выходя из внутреннего предалтарного зала, воцерковленный юноша как бы сочувственно и светло-печально заглядывал в очи тем, кто попадался на пути и легонько, едва примечательно кивал. Уже сойдя с паперти, он полосовал себя правой кистью и выдыхал поклоном перед витражом Иисуса Христа. Часто у входа в церковь стояли нищие, прокаженные и заблудшие пьяницы. Им господин N давал поровну, и из-за этого он большей частью беднел сам, потому что просчитывался и, отдавая четверым по немалой сумме, последнему не мог дать меньше, и так он прощался с деньгами на проезд и напомаженные пышечки.

Конец ознакомительного фрагмента.