Истребитель тварей
Шрифт:
– Это уже лишнее, – недовольно поморщился я, но, заглянув в налитые злобой глаза, решил оставить цепи на месте. – Чего тебе не хватает?
– Свобода, – коряво ответил Очин, который только недавно начал относительно внятно изъясняться по-брадарски.
– Хорошо, – устало вздохнул я. – Завтра же отправишься с конвоем в сторону границы с Магадхой. Дальше сам.
– А Мрак?
От возмущения с меня даже слетели усталость и апатия.
– А вареньем тебе не помазать по всей наглой черномазой морде?! – Сделав глубокий вдох, я постарался успокоиться. – Скажи мне, какой странный заскок в твоих вывихнутых мозгах
– Он не принять больше другого! – с вызовом заявил Очин.
Ну словно дитя, ей-богу…
– Это уже не твоя проблема. Ты вообще хоть секунду думал о будущем? И дело даже не в том, что Мрак тебе никогда не принадлежал. Как ты собираешься прожить на воле с сагаром? Ни одни охотничьи угодья не смогут прокормить его без погружения в долгую спячку. А в спячке любой они, и сагар в том числе, нуждается в очень сложном уходе. Ты когда в последний раз смазывал опрелости на сгибах подпанцирного слоя?
Очин удивленно вскинул брови, пытаясь понять, о чем я говорю.
– Что ты таращишь на меня свои буркала? Ты даже не знаешь имена тех, кто помогает… да что уж там – кто вместо тебя заботится о Мраке. Вот у них прав на сагара больше, чем у тебя. Я мог бы еще добавить, что, пока ты доберешься до своей родины, начнется война, а если быть честным, то охота на тебя и Мрака, но скажу только одно – Мрак был, есть и будет моим, что бы ты там себе ни нафантазировал.
В глазах Очина мелькнули уже не яростные, а мстительно злобные искорки, что нельзя было оставлять без ответа.
– А если вздумаешь устроить мне напоследок какую-то гадость, отправишься не на границу с Магадхой, а прямо на дно Дольги, с камнем на шее. Все, убирайся с глаз моих.
Для чего я вообще перед ним распинаюсь? Да потому что этот губошлеп был прав – другого Укротителя у меня нет и, честно говоря, в перспективе не наблюдается. Он мне нужен, но нужен послушным. Но с таким характером, даже добившись послушания, придется постоянно за ним присматривать.
– Нет, – дернулся Очин, когда конвой потащил его к дверям каюты. В углу заворочалась находившаяся в тени туша Клеппа. Причем от него дохнуло такой угрозой, что Очин невольно поежился. Викинг был единственным человеком, способным заставить упертого негра показать внешние признаки страха. – Я остаться.
– А мне от этого какая радость?
– Я служить.
– Это право еще нужно заработать, – невольно проворчал я, стараясь скрыть облегчение.
Уголки губ Очина дрогнули.
Вот зараза! Вечно забываю, что я тут не один такой крутой Укротитель, способный улавливать отголоски человеческих эмоций.
– А пока посиди в цепях и подумай о своем поведении, – зло рыкнул я.
Очина вывели из каюты, а я устало вздохнул.
– Я присмотрю за ним, – прогудел Клепп.
– А за мной кто присмотрит? – проворчал я и тут же напрягся, ожидая от викинга резкой реакции на упрек.
– Больше мы так не ошибемся, – хмыкнул Клепп. – За чумазым присмотрят малыши. Эти сорванцы уже изучили долину как свои карманы. Кстати, они умудрились собрать из городских пацанов отряды поддержки.
Мне показалось или в голове бывшего берсеркера промелькнула теплота? Лишенный возможности иметь своих детей, огромный викинг перенес нерастраченную отеческую заботу на этих беспризорников. К тому же они действительно оказались незаменимыми
Простые размышления о чем-то не таком уж тревожном убаюкали меня, и я незаметно для себя из сидячего положения перешел в горизонтальное и уснул.
Сны в этот день пришли ко мне сумбурные, тревожные и малозапоминающиеся. И все же, как ни странно, выспаться удалось на славу.
Над Дольгой рождался новый день, а значит, проспал я почти четырнадцать часов.
На берегу и причаливших к нему баржах царила деловая суета. Похоже, мои слова о нашем отплытии были восприняты как приказ, поэтому наше войско готовилось в обратный путь. Мешать бойцам в этих приготовлениях я не собирался, потому что сам чувствовал непреодолимую тягу поскорей вернуться домой. Мы, конечно, укрепили долину по максимуму, к тому же в разработанном плане обороны для они попросту не было места, и все же под ложечкой сосало от неприятных предчувствий.
Увы, на все мои желания, опасения и планы местным князьям было плевать с высокой колокольни. От Изяслава явился гонец, призывающий меня на большой совет.
Честно говоря, я и не думал, что совещание будет таким массовым. Судя по нарядам собравшейся толпы, здесь присутствовали все князья и бояре, а возможно, и кто-то из самых выдающихся витязей.
В общем, это собрание больше напоминало не военное совещание, а новгородское вече.
Увидев, как я в сопровождении Клеппа и Вина Драгана занял место подальше от центра толпы, Изяслав поднялся на небольшой помост.
– Славные вои, други мои! – крикнул князь, чем заставил утихнуть всеобщий гул. – Я собрал вас здесь по праву выбранного предводителя, для совета и принятия решения. Потому как взвалить это только на свои плечи не могу и не имею права.
Толпа в ответ одобрительно загудела.
Что ж, князь довольно грамотно управлял аудиторией. В его интерпретации мои резкие высказывания о вынужденном замирении с аравийцами обретали другой смысл. Я и не считал себя самым умным, просто иногда даже самые мудрые люди не могут взглянуть на ситуацию со стороны. Но зато им хватает легкого толчка, чтобы изменить что-то в себе. Только очень умные люди способны прислушаться к тем, чей уровень значительно ниже. Ведь не зря говорят, что устами младенца глаголет истина. Ребенку плевать на политические нюансы, он далек от взрослых обид и эмоциональных шор. Ребенок видит все без миражей, в истинном свете. И только мудрый сумеет заставить себя не отмахнуться от взгляда со стороны, а, наоборот, усомниться в своей непогрешимости.
– Наш выбор нелегок, – завладев вниманием аудитории, продолжил Изяслав, – давние враги пришли на нашу землю и были разбиты, но не до конца. И теперь нужно решать, добить ли оказавшегося в ловушке супостата либо решить дело миром.
Теперь толпа взорвалась негодующим криком.
Князь не стал перекрикивать общий гам, а выдержал солидную паузу. И лишь дождавшись спада эмоций, продолжил:
– Мы можем и дальше резать друг друга как бешеные псы, но одно дело – схлестнуться с врагом в честном бою, а другое – добивать раненого или того, кто встал на колени.