Истребительница
Шрифт:
— На вкус это как гренадин. Как Ширли Темпл, — говорит Лейла, проводя маленьким розовым язычком по нижней губе. — Восхитительно.
Я стону, и мой узел вибрирует, в нее хлещет еще один поток, а мой второй член уже скрылся в своем мешочке.
— Я никогда не смогу остановиться, если ты будешь продолжать говорить в том же духе.
Лейла хихикает, и завораживающий звук ее восторга вызывает еще большую разрядку.
— Или смеяться.
— И долго мы так будем? — спрашивает Лейла. Она немного сдвигается подо мной, а затем стонет, пока нити гладят ее внутренние стенки.
—
Глаза Лейлы блуждают по теням подвала, прежде чем остановиться на мне. Она улыбается, и впервые мне кажется, что она немного нервничает.
— Что мы будем делать?
Раскрывать души.
Делиться своими секретами.
Влюбляться.
Все слова, которые я хочу сказать, всё, что я чувствую, исчезает. Вместо этого я улыбаюсь, и беспокойство Лейлы, кажется, ослабевает, когда ее взгляд встречается с моим.
— Может, мы просто будем существовать, пока можем, — говорю я и стараюсь не думать о том, что будет дальше.
ГЛАВА 6
Лейла
Проходит час и еще четыре оргазма, прежде чем узел Кастро ослабевает настолько, что я наконец могу освободиться. Когда я это делаю, из моей киски вырывается поток жидкого тепла, пропитывая одеяло подо мной.
— Надеюсь, мои противозачаточные выдержат сперму человека-ящерицы, потому что это очень много, — говорю я, когда Кастро отходит, протягивая руку, чтобы помочь мне сесть. Гравитация выталкивает еще одну струйку спермы из моих бедер.
— Никогда не было гибридов, даже в таком месте, как Тинглтаун, — уверенно заявляет Кастро. Он делает вид, что не замечает, как я пытаюсь смиренно переждать поток спермы человека-ящерицы, хлынувший из моей киски, пока я окончательно не теряю всякую надежду выглядеть хоть немного опрятно. Интересно, эта сперма на вкус такая же, как и из его подбородочного члена? Я уже собираюсь пошутить на эту тему, когда встречаюсь с его глазами, но даже через мгновение вижу каждую эмоцию, погребенную в золотых глазах. Тоска. Желание. Страх. И, что хуже всего, отказ.
— Ты говоришь так, будто уже изучал этот вопрос.
Кастро пожимает плечами, не отрывая взгляда от теней, пока натягивает штаны.
— Может быть, немного.
— Немного? — поддразниваю я, но он по-прежнему не смотрит на меня.
— Ладно, может, и много.
Кастро отворачивается и начинает рыться в коробках, издавая одобрительный гул, когда находит рулон бумажных полотенец. Он разворачивает несколько листов и уже собирается оторвать их, когда его взгляд падает на мои бедра, а затем разворачивает еще десять листов. Он протягивает мне кипу бумажных полотенец, а затем решает просто отдать мне остаток рулона. Мимолетно улыбнувшись, Кастро отворачивается и собирает пустые и недопитые бутылки вина, унося их за печь, где он прятался, чтобы оставить на полу. Я убираю беспорядок между ног, наблюдая за тем, как Кастро собирает мою одежду.
— Спасибо, — говорю я, когда он опускается на колени рядом со мной и передает
— Нет, Лейла, — Кастро смотрит на рану на моей ноге, и на мгновение в его глазах вспыхивает ярость. Он сглатывает, и выражение его лица становится скорбным, а смирение поглощает золотые искорки в глазах. — Спасибо тебе. Спасибо, что подарила мне то, о чем я и не мечтал. Это было прекрасно. И я тебе очень благодарен.
Я пытаюсь успокоить румянец, заливающий мои щеки.
— Мне было очень приятно, — говорю я с ухмылкой на губах, откладывая в сторону вещи и натягивая бретельки бюстгальтера на плечи. — Хотя не уверена, что семья будет так уж благодарна, мы испачкали их одеяло. Надеюсь, это не какая-нибудь семейная реликвия.
— Думаю, тебе стоит больше беспокоиться о том, как найти правдоподобное оправдание тому, почему на убийство безоружного человека-ящерицы ушло больше десяти минут. Лучшим вариантом будет сказать, что ты проверяла территорию на наличие других, просто на всякий случай, — Кастро отворачивается, не успев заметить, как во мне проступает тревога. Неужели он думает, что я из тех, кто просто трахнет парня, чтобы потом развернуться и бессердечно пристрелить его? Неужели он верит, что после этого я просто уничтожу его? И все ради какой-то дурацкой работы, на которой я нахожусь три дня, и которая мне даже не нравится?
— Я знаю, что десятилетие охоты на демонов может запятнать душу тьмой, но я не считаю себя настолько черствой, — с горечью говорю я, натягивая футболку через голову.
Кастро оборачивается, в вертикальных прорезях его глаз вспыхивает гнев.
— Я не подвергну тебя опасности, Лейла. Никогда, — он опускается на одно колено, как будто предлагает что-то романтическое, а не устраивает трагедию. Кастро разжимает руку, и пистолет в кобуре ложится в его чешуйчатую ладонь. — Я говорю это не потому, что считаю, что у тебя нет чувств или что ты холодна сердцем. Если ты не уничтожишь меня, ты потеряешь работу. Будет расследование. Они узнают, что ты нарушила закон, потому что я нарушил закон, а ты меня отпустила. Я не могу так поступить с тобой.
Я сглатываю, Кастро следит за этим движением с желанием и мукой.
— Почему нет? — шепчу я, мой голос напряжен. — Почему бы тебе просто не уйти? Какое тебе дело до того, что у меня будут неприятности?
Кастро протягивает руку и гладит мое лицо, его коготь нежно царапает кожу.
— Потому что для меня, Лейла, ты… — он прерывается, и мои глаза наполняются слезами, а в горле встает ком. — Ты бесценна. Ты моя пара, Лейла. Я не могу позволить никому причинить тебе вред. И тем более, не сделаю это сам.
Мои руки замирают, когда Кастро вытаскивает пистолет из кобуры и кладет прохладный металл мне на ладонь. Он загибает мои пальцы вокруг него, пока указательный не ложится на спусковой крючок, а затем встает.
— Все в порядке, — говорит он, заставляя меня меланхолично улыбнуться. — Я не злюсь. Я готов уйти.
Я долго смотрю на оружие, желая, чтобы неожиданные слезы испарились прежде, чем они успеют упасть. Ноги дрожат, когда я поднимаюсь, костяшки пальцев белеют, когда я сжимаю знакомый вес оружия.