Истребление монстров. Для слабаков
Шрифт:
Я вопросительно посмотрела на Амалию.
– Для сейфа это нормально?
– Я-то откуда знаю? – Опасливо косясь на демона, нависшего над нами, она ткнула пальцем в сейф.
– Ты не могла бы посветить туда?
Я вынула мобильник, включила фонарик и направила через ее плечо. Амалия повозилась, что-то сделала со стенкой сейфа – и боковая панель выскочила, с грохотом ударив ее по голове.
– Ай! – Моя кузина отпрянула и потерла лоб.
Я выудила из потайного отделения в стене сейфа коричневую папку. Она почернела от жара, но осталась цела. Я осторожно открыла папку. Сверху лежал обугленный конверт, наполовину прикрывая собой
Зуилас спрыгнул с сейфа. Бесшумно приземлившись на сгоревшие обломки, он отошел в сторону, возможно, чтобы поискать признаки присутствия демона, взломавшего сейф. А может, ему просто стало скучно.
Но мне было не до него: мой взгляд был прикован к конверту.
Амалия прочла надпись на конверте, сделанную синей шариковой ручкой.
– Письмо адресовано папе, но адрес отправителя мне неизвестен.
Сердце защемило, и заговорить получилось не с первого раза.
– Это мой адрес.
Амалия вскинула голову.
– Это… – При виде почерка с петельками и завитушкой на цифре «три» у меня снова перехватило горло. – Это почерк моей мамы.
– Твоя мама написала письмо моему папе?
Я молча села. Не дождавшись ответа, Амалия вынула из лежащей у меня на коленях папки конверт. Потом протянула его мне.
– Робин, читай ты.
Дрожащей рукой я взяла конверт. Он был аккуратно разрезан поверху: дядя Джек прочел его перед тем, как убрать в секретное отделение сейфа. Судорожно вздохнув, я вытянула из конверта единственный сложенный пополам листок и развернула.
Пятница, 6 апреля
Дорогой Джек,
я очень надеюсь, что ты прочтешь это письмо. Ты давно перестал отвечать на мои звонки, но, прошу тебя, это ты должен прочитать.
Прежде всего – и я хотела сказать тебе об этом уже давно, много лет назад – я виновата. От всего сердца прошу тебя простить меня за все. Я не могу сказать, что ты был во всем прав, но теперь поняла, что и я во многом ошибалась. И только начинаю осознавать, насколько я ошибалась.
Мне хотелось бы сказать больше и извиниться перед тобой подобающим образом, но сейчас есть более неотложные обстоятельства, о которых я должна тебе рассказать.
Двадцать лет я прятала гримуар. Знаю, ты отказался от этой обязанности. Я отдаю себе отчет, что лишила тебя не только ее тягот, но и преимуществ, и все же твердо решила не возлагать на тебя этого бремени. Я была настолько уверена в своей правоте, что сочла за благо спрятать его.
Джек, мне кажется, кто-то знает. Я не стану излагать на этих страницах все свои подозрения, но за последние несколько недель признаки стали яснее. Кто-то охотится за нами. И этот кто-то уже близко. Мне страшно за мою семью – и за твою тоже. Если меня обнаружат, то выйдут и на тебя. Ты знаешь, чем нам это грозит. Ты понимаешь, что произойдет, если нас найдут.
Я не знаю, что делать. Не знаю, как защитить семью. Мне нужна твоя помощь. Моя семья и я нуждаемся в тебе.
Я буду ждать у телефона. Умоляю, Джек, помоги мне.
Перед глазами все
– Выходит, кто-то охотился за гримуаром? – прошептала Амалия. – И твоя мама знала, что ей угрожает опасность?
Мне было ужасно больно. Я снова взяла в руки письмо и уставилась на мамино имя, написанное ее знакомым почерком.
– Робин, как умерли твои родители?
– Авария на дороге, – разом охрипнув, просипела я. – Ночью, в дождь. Не справились с управлением и упали с эстакады. Они умерли еще до приезда скорой помощи.
Амалия сочувственно смотрела на меня, плотно сжав губы.
– Шестое апреля, – прохрипела я. – Она написала это письмо за неделю до смерти.
Я резко поднялась на ноги и, зажав в руке письмо, стала пробираться к выходу по обломкам. Амалия тактично осталась на месте и углубилась в изучение остальных бумаг в папке.
Спотыкаясь и оступаясь, я выбралась на подъездную дорожку. Низкие тучи сплошь затянули небо, и мое залитое слезами лицо обдувал резкий ветер.
Мама опасалась за свою жизнь – и за жизнь нашей семьи. За неделю до смерти она умоляла дядю Джека помочь ей. Позвонил он ей или проигнорировал ее мольбы? Неужели он оставил ее наедине с таинственной надвигающейся опасностью, зная, что ее смерть даст ему шанс заполучить гримуар?
В любом случае гримуар он получил. И первое, что сделал – призвал демонов, вызнав секретные имена, и продал их гильдии изгоев. Моя мать всю жизнь прятала гримуар, а он предал эти усилия через жалких несколько месяцев после ее смерти.
Я держала драгоценное письмо в одной руке, а другую сжимала в кулак, так что ногти впились в ладонь.
– Payilas?
В ответ я испуганно пискнула. Зуилас стоял в нескольких футах и пристально разглядывал меня.
– Что? – спросила я, вытирая слезы.
– Ты ранена?
– Нет.
Он недоверчиво взглянул на меня. Раз он спросил, не ранена ли я, значит, плач у него, по всей видимости, ассоциировался с ранением. В общем, он был недалек от истины, но сейчас у меня не было ни сил, ни желания пускаться в объяснения своего эмоционального состояния.
Его хвост нервно дергался из стороны в сторону.
– Пахнет болью, я чувствую.
Я немного отступила назад.
– Ты чувствуешь запах боли? Как?
Его ноздри раздувались.
– Я не чувствую запаха твоей крови. Где у тебя болит?
– Я не ранена. – Вздохнув, я взмахнула письмом. – Это написала моя мама. Она умерла семь месяцев назад. Мне больно от мысли, что ее больше нет.
Зуилас склонил голову набок.
– И это тебя ранит?
– Да.
Долгая пауза.
– Zh’ultis.
Я даже не поморщилась от того, что он назвал меня глупой из-за того, что я горевала по маме. Он же демон. Горе и любовь были выше его понимания.
– Это свойственно людям. Ты не поймешь.
– Hnn. – Он огляделся. – Если бы ты была сильной, тебе бы не было больно.
Я закатила глаза и вытерла последнюю слезинку. Очередная подколка по поводу моей слабости. Не ответив, я пошла к гаражу, в котором осталась Амалия.