Истукан (сборник)
Шрифт:
Дед Андрей сразу узрел, что веревки, которые они со Степаном так тщательно накрутили на идола, съехали и болтаются кое-как. Возможно, пассажир сам их расслабил с неизвестной целью. Тем более что и узлы имели совершенно иной вид. Степан вязал тройные, а ныне имелось лишь жалкое их подобие, веревки были словно намотаны неопытной рукой ребенка.
– Помогай его двигать, – сказал дед Вавиле. – Надо ближе к стене притыкнуть, чтоб не болталось.
К тому времени благодаря маневрам снаряда в пространстве уже чувствовалась легкость во всем теле, и оторвать идола от пола стало делом посильным.
Что касается пассажира, то он проявлял некоторое беспокойство. Он суетился, повизгивал и прыгал за спинами, опасаясь за целость своего каменного имущества. Когда же Вавила вновь стал сквернословить и в сердцах пнул идола ногой, поднялся такой визг, словно в обезьянник запустили бешеного тигра. Чужеземец начал хватать Вавилу за одежду, рвать на себя и кричать ему прямо в глаза, корча немыслимые физиономии. Вавила побелел от омерзения и гневно сверкнул глазами, оттолкнув пассажира прочь. Тот кувыркнулся через голову, встал на ноги и опять подскочил, продолжая орать. Правда, никого трогать уже не решился. Тут и дед не выдержал и пробормотал в адрес визгливого существа пару ядреных слов.
Дело тем временем не продвигалось ни на вершок. Идол нипочем не хотел прильнуть к стенке плотно, чтоб быть крепко привязанным. Он так и норовил массой своей вырваться из рук и завалиться на пол. Хотя он весил теперь немного, все равно очутиться между стеной и этой каменной громадой казалось делом малоприятным.
Вавила, окончательно остервенев, снова стал долбить его ногой и толкать изо всех сил, отчего идол начал с гулким звоном биться о железную стену. И опять повторилась старая история – пассажир с оглушительным визгом бросился на Вавилу и вцепился тонкими пальчиками в рыжую шевелюру.
– Уйди от меня, нечисть, гнида, паскуда!!! – заорал Вавила и со всех сил пнул пассажира ногой. Тот опять перевернулся через себя, но не смог остановиться и влетел головой прямо в стену.
Что-то хрустнуло...
Чужеземец в один миг перестал кричать, медленно опустился на пол и застыл.
Оба – и Вавила, и дед Андрей – с минуту молча глазели выпученными своими глазами, как пассажир лежит, не шевелясь и не издавая звуков. Затем дед часто-часто задышал, вскочил, опомнился и помчался по коридору.
– Убили! Убили!!! – кричал он, двигаясь огромными прыжками из-за малой силы тяжести.
Вернулся он вскорости, ведя с собой всех. Вавила по-прежнему находился на своем месте, затравленно глядя на остальных.
Все было понятно без слов.
– Так-так... – проговорил Жбанков, сжимая кулаки.
– Некогда, Петр Алексеевич, – нервозно произнес инженер, тиская пальцами свой несчастный платок. – Некогда, говорю, сейчас разбираться. Надо оборот делать. Пожалуйте все сейчас по местам, иначе такая круговерть будет...
– Будет круговерть, будет, – согласился
– Петр Алексеевич, умоляю все отложить на другое время. Никак нельзя момент упускать.
– Ладно, – отрезал Жбанков. – Раз ты, Капитон Сергеевич, просишь, так тому и быть. Потом. Идола только привяжите. И покойника, чтоб они тут не болтались.
Когда за дело взялся Степан, привязать истукана удалось без затруднений. Покидая нумер, Вавила был очень нервный и шел сгорбившись, словно каждую минуту ожидал удара по загривку.
Едва Петр Алексеевич привязался к койке, Меринов начал маневры. Закружило и впрямь нешуточно, так что нельзя было разобрать, где пол, где потолок, где стена. Немолодой организм Жбанкова отозвался на эти выкрутасы очень отрицательно, и весь обед едва не выскочил наружу.
Когда маневр закончился, Жбанков вздохнул с облегчением. Некоторое время он побыл на прежнем месте, проверяя самочувствие, а затем решился открыть замки на ремнях. Тело его тотчас подпрыгнуло и поплыло прочь от койки. Купец дождался, пока достигнет края комнаты, а там легко оттолкнулся одними кончиками пальцев и поплыл обратно. По пути перекувырнулся, попробовал загрести руками, как в воде. Получалось плохо, но занятно. «Рассказать Дрожину, – подумал он, – помрет со смеху».
Однако сейчас время для шуток было неподходящее. Петр Алексеевич с трудом добрался до двери и, хватаясь за стены, начал перебираться в общую залу, чтобы потребовать у Вавилы объяснений.
Разговор захотелось провести с глазу на глаз. Для этого вполне подошла полупустая кабинка возле залы, где хранились запасные полосы железа, а также ведра, лопаты, метлы и прочий инвентарь.
– Что с тобой теперь делать прикажешь? – хмуро спросил Жбанков, стараясь удерживать себя в висячем положении точно против нарушителя.
– Что тут делать? – буркнул Вавила. – Случайное происшествие – и весь сказ.
– Я те дам случайное происшествие! Ни с кем не было никаких происшествий, только с тобой вот... Зачем чужестранца в бока толкал?
– Так ведь мешал, ей-богу, работать не давал!
– И пусть бы мешал! Он – не нашей веры существо, он, может, и понятий не имеет, что нельзя людей трогать и за вихры их драть. Разве я не велел проявлять всем терпимость и снисхождение к его языческим привычкам? – Жбанков неосторожно сделал движение, будто хотел стукнуть кулаком по столу, и от этого закувыркался по комнате.
– Я в пансионатах благородным манерам не обучался, – глухо проговорил Вавила, наблюдая, как купец описывает круги и сальто вокруг него.
– Это ты полицмейстеру говорить будешь, – зловеще пообещал ему Жбанков, тщетно пробуя установить равновесие в своем теле. Ему казалось, что выкрутасы в воздухе умаляют серьезность его слов.
– Зачем полицмейстер? – опешил Вавила. – Не надо полицмейстера, прошу вас! – Он замахал руками и от этого тоже пустился в круговой полет по кладовой.
– Как это не надо? – Петру Алексеевичу было досадно, что не может он прямо взглянуть в глаза виновнику из-за того, что оба куролесили, как птахи. – Привезем в город покойника и от полицмейстера утаим?