Истукан
Шрифт:
Случившееся с пассажиром несчастье совершенно испортило всем настроение. Даже радость возвращения пропала. Никому не хотелось оставаться в одиночестве, поэтому и Жбанков, и Гаврюха пришли в общую залу и тихо сели себе в угол. Мрачные мысли нахлынули на купца. Он думал о покойнике, которого приходится везти домой вместе с выручкой и гостинцами для домочадцев.
Впрочем, постепенно хмурь начала отпускать. Петр Алексеевич вспомнил, что и раньше ходил он в торговые походы, и там случались несчастья самого разного рода. Бывало, лошадь понесет
Жбанков выскользнул из своего угла и начал тихонько перебираться к инженеру.
– Слышь, Капитон Сергеевич, – позвал он, – ты, что ли, покажи, как ты снарядом правишь. Надобно знать… – Купец смущенно замолчал, не сумев объяснить, зачем ему «надобно знать».
Инженер хмыкнул, указал на свои рычаги руками, тронул каждый по отдельности и, наконец, пожал плечами, не зная, с чего начать.
– К примеру, как вперед лететь, а как вбок отвернуть, – подсказал ему Жбанков.
– Ну… Он вперед и так летит, – непонятно ответил Меринов. – Надо ему углы задавать.
– Ясно, – с солидностью кивнул Жбанков. – А дальше?
– Ну… Вот… Это у нас планета одна впереди. Надо ее так миновать, чтоб не столкнуться. Для этого надо синусы разные считать.
– А как мне, к примеру, налево снаряд отвернуть?
– Ну… Как сказать… Берем эту вот рукоятку и крутим на себя, чтоб ослабить хомуты на пороховых бочках и чтоб они крутиться на осях могли. Потом оттянуть эти жгуты, но не совсем, а по делениям.
– А сколько делений?
– Это смотря какой синус вычислен.
– А мужики наши тоже умеют синусы вычислять?
– Нет, мужики не могут. Они себе, чтоб понятно было, на лимбах словами написали: «Чуток», «Побольше», «Много», «Дюже много». Только так они и понимают. А синусы я сам считаю.
– Мудрено, – вздохнул Петр Алексеевич, чувствуя, как остывает его интерес к летному делу.
– А эта рукоять – чтоб порох загасить и остановить снаряд вовсе.
– Где?
– Вот, за стеклом. Стекло надо разбить и рукоять выдернуть.
– И что ж, ты всякий раз колешь это стекло?
– Нет. – Меринов пошарил в карманах и, не найдя там платка, промокнул нос посторонней промасленной тряпочкой. – Это тормозная рукоять для особых случаев. А так я опять через синусы снаряд останавливаю.
– Мудрено, – снова вздохнул Жбанков.
Инженер в этот момент прекратил разговор, потому что в его тумбе затрезвонил какой-то звонок и пришлось срочно заниматься управлением. А через полчаса купец почувствовал, что не нужно больше держаться за всякие выступы из страха улететь к потолку. Тело начало обретать долгожданный вес.
Когда стало возможным передвигаться на собственных ногах, Петр Алексеевич взял Гаврюху и направился в кабину, где лежал пассажир, чтобы
В кабине царил неописуемый беспорядок. Все имущество пассажира, не будучи закрепленным, разлетелось и теперь лежало на полу как попало. Сам хозяин, вернее, тело его покоилось все там же, на лежанке, раскинув в стороны руки и ноги. Уши его беспомощно лежали на подушке. В воздухе висел чужой, неприятный запах, переходящий в отвратительный.
– Завонял уже, – прошептал дед Андрей, перекрестившись.
– Надо бы его… – купец поморщился, – куда-нибудь деть.
– В самом заду есть кабины, где прежде сухая рыба была, – отозвался приказчик. – Там и прохладно, и запах уже такой рыбный, что ничем не перебьешь.
– Да, – согласился Жбанков. – Пусть Вавила его туда сам и переправит. И еще – надобно здесь порядок опять установить. А то как-то неприятно, нехорошо…
Дед Андрей шагнул в глубь нумера и поднял с пола одну коробку, чтоб водрузить на надлежащее ей место. Но, не найдя такого, бросил обратно. Беспорядок был столь безнадежный, что прямо-таки опускались руки.
– Позову Степана, что ли, – проговорил Жбанков, выходя в коридор. – Вместе вам сподручнее будет.
Ему хотелось поскорее покинуть кабину, где лежал покойник, где воняло и повсюду были разбросаны вещи.
– Эге! – воскликнул вдруг дед и замер на месте.
– Что? – всполошился купец.
– Идол-то… Мы его не на то место ставили.
– Что ты такое говоришь, – нахмурился Жбанков, с неохотой опять заходя в дверь.
– Точно так говорю. Мы его в угол привязывали, а сейчас он где?
Жбанков пригляделся, и действительно: идол стоял в трех шагах от той скобы, к которой его крепили.
– А веревки-то! Веревки где? – еще больше запаниковал дед.
– Да что ты, право, раскудахтался, – сердито произнес Петр Алексеевич. – Ну, ослаб узел, веревки упали, и эта глыба сдвинулась. Чего шум теперь зазря поднимать?
Гаврюха тоже прошел на середину нумера и разгреб вещи ногой.
– Вот, – сказал он и поднял с пола обрывок веревки длиной в пол-аршина.
– Святая богородица! – воскликнул дед, и голос его стал от волнения хриплым. – Уж не покойник ли…
Не дожидаясь продолжения, Гаврюха приблизился к телу чужеземца и склонился, зажав нос пальцами.
– Ничего не замечаю особенного, – сообщил он через некоторое время. – Мертв, как доска.
– Ты его пощупай, пощупай, – посоветовал дед Андрей шепотом. – Может, он еще теплый, может, кровь еще бьет?
Гаврюха распрямился и сделал шаг назад.
– Сам щупай, – громко сказал он.
– Да ну вас к лешему! – решительно проговорил Жбанков, собираясь уходить. – Понапридумали страстей, сами себя запугали, тоже мне… Ну, мало ли, снаряд обороты делал, веревки и не удержали такую махину, порвались. Пойду я в залу. Сейчас велю Степану прийти, чтоб нумер прибрать.