Истукан
Шрифт:
Город был затянут клубами строительной пыли и смогом от костров в бедных кварталах. Дышать приходилось через носовой платок. Дима пожалел, что не закупил перед поездкой медицинских масок. Бетонный тротуар покрывали пятна раздавленных тараканов – слишком уж крупных, будто нарастивших лишнюю пару крыльев и ножек. Возле бордюра встречались и раздавленные кошки, а прятавшиеся за мусорными баками живые кошки выглядели истощёнными.
Пренебрегая автобусами, разобраться в маршрутах которых было невозможно, Дима брёл по центральным улицам. Манилу будто заново отстраивали после очередного землетрясения – вроде тех, что не раз тревожили
Проходя вдоль забора, Дима видел обрезки фанеры, листового железа и тростниковых фашин – лишь по ядовитому запаху туалета и торчащей из щели чёрной пятке догадывался, что смотрит на жилой барак, где ютится бедная семья. Впрочем, чистотой не отличались и полноценные бетонные дома. Нередко они напоминали гигантский помойный контейнер, до отказа набитый людьмитараканами. Каждый этаж таких домов защищался от соседей сверху протянутым на всю длину фасада козырьком. Мусор летел прямиком из окон, падал на козырёк, застревал на нём, но по большей части сваливался дальше. В итоге нижние этажи утопали в гниющих отходах.
Пройдя несколько улиц, Дима убедился, что в лачугах живут не только бедняки. Подчас из-за грязной фанерной двери выходили ухоженные филиппинцы с портфелями, в нагуталиненных ботинках и с чистыми полотенчиками, аккуратно подоткнутыми за шиворот рубашки. В руках у них поблёскивал чехол мобильного телефона, а некоторые из них уезжали от дома на скутерах. Заглянув в дверной проём, Дима замечал чистый внутренний дворик, огороженный кухонный уголок и разгуливающего на привязи петуха. Петухи тут встречались лощёные, даже если их хозяин лежал в отрёпках, с пыльной нечёсаной шевелюрой.
Диме вспомнилось: «Живут же люди в этих климатах, и как дёшево!» – из «Фрегата „Паллада“» Гончарова. В прошлом году прочитал его для доклада в университете; готовясь к Маниле, пролистал заново. «Одежда – кусок полотна или бумажной материи около поясницы – и только; всё остальное наруже; ни сапог, ни рубашек. Пища – горсть рису, десерт – ананас, стоящий грош. Жить, то есть спать, везде можно: где ни лягте – тепло и сухо». Кажется, за полтора века Манила изменилась мало. Разве что нанесло бетонной пыли да людей стало больше.
– А у нас-то теперь шубы, сани, визг полозьев… И опера.
– Нет. Великий пост и война.
Дима отправился на Филиппины с единственной целью – собрать материал для книги. Общую грязь и нищету он наблюдал с интересом энтомолога, а любое неудобство отстранённо примерял на своих будущих героев. Здесь хорошее место для погони, там – для перестрелки или драки. Тут мог бы жить злодей – из тех, что держат за поясом малайский крис и готовы на любое преступление за голубенькую купюру с рифом Туббатаха.
Устав от пыльного центра,
– Нашим проектом заинтересовались.
– Кто? – Дима укрывал телефон рукой.
– Трудно сказать. Но заявка «Изиды» привлекла внимание. Кто-то расспрашивал о нас в Маниле. И в Севилье.
– Думаешь, это те же люди, что мешали твоему папе?
– Не знаю. Прошло восемнадцать лет.
– Ясно… Ну, мне-то чего бояться? Я не сотрудник «Изиды».
– В документах указано твоё имя. Ты ведь сам захотел стать «охотником за сокровищами». В общем, поглядывай по сторонам. И никуда не суйся.
Максим ничего не добавил. Даже не попрощался. «Никуда не суйся». Вполне в его духе. Дима, недовольный, сунул телефон в поясную сумку и проскочил рокочущий перекрёсток. От мнимой угрозы он отмахнулся.
Прошагал не меньше пятнадцати километров и теперь прихрамывал больше обычного. Сказывалась жара. Манильское солнце, запертое за стальными пластинами плоского неба, не тревожило, но раскалённый, полный миазмов воздух и духота утомляли. Пот на теле выступал грязный и маслянистый, стереть его со лба рукавом не удавалось.
«Пить хочется – а чего? Вода тёплая, отзывается чаем. Льду, льду бы да снегу: не дым, а лёд отечества нам сладок и приятен!» Гончаров, как и Дима, разгуливал по Маниле в феврале. Почему бы не сделать его героем своего романа? Пусть встанет в истоках интриги. Подслушает что-нибудь, потом опишет в черновиках, но из итоговой публикации «Фрегата „Паллада“» исключит… Развлекая себя подобными мыслями, Дима по проспекту Кирино добрался до набережной. После пройденных улиц она смотрелась опрятной, и солёный запах моря явственно смягчал городское удушье, однако тут за Димой увязались дети.
Их было трое. Старшему лет семь. Плюгавые, грязные, в драных штанах и футболках, с полотном серой ткани на плечах, накинутым на манер пончо. Они затрусили следом, и Дима ускорился. Старший из мальчишек его нагнал: шёл с ним вровень, а левой рукой, протянутой из-под накидки, настойчиво преграждал путь. Диме было неприятно, что чья-то грязная ладонь упирается ему в грудь. Пробовал отмахнуться от попрошайки – тот оказался прилипчивым, не уступал и продолжал жалостливо просить подаяние. Они так и шли по набережной, пока Дима не сообразил: правая рука мальчишки не бездействует. Под прикрытием накидки тот расстегнул молнию на поясной сумке и запустил в неё цепкие пальцы. Дима лишился бы кошелька, если бы вовремя не оттолкнул мальчишку. Церемониться не стал и прежнюю брезгливость позабыл. Увидел расстёгнутую молнию и помятые страницы паспорта. Пальцы воришки ощупывали всё вслепую. От кошелька их отделяла пачка бумажных платков и блокнотик с отрывными листами.