Итагаки информирует зорге
Шрифт:
– Нет, нет, я вас очень прошу. Конечно, если можете найти время.
– Ну, мы еще поговорим об этом...
Своими рассуждениями Рихард не открывал Америку, он просто хорошо знал настроение в Берлине, изучил психологию нацистских дипломатов, которые жаждут получить подтверждение собственным концепциям. И если наблюдатель угадывает мнение начальства, считается, что он хорошо разбирается в обстановке, отличается острым умом... На самом-то деле подобная оценка лишь дань тщеславию чиновников с Вильгельмштрассе, где помещается германское министерство иностранных дел... Почему бы не подсказать такую идею Эйгену Отту. Он может пригодиться, тем более что у Рихарда есть
Отт предложил подняться наверх, у него есть настоящий кюммель. Еще из Германии. В Японии такого не найти...
Когда они вошли в комнату, фрау Хельма вязала в кресле. Большой клубок шерсти лежал рядом. Спицы быстро мелькали в ее руках. Она задумчиво поглядела на Рихарда.
С тех пор, когда они встречались, прошло лет пятнадцать. Хельма была тогда женой архитектора Мея, баварского коммуниста. Потом они разошлись. Мей уехал в Россию, а Хельма вышла замуж за молодого рейхсверовского офицера. Оказывается, это был Отт! Как тесен мир! В те годы Хельма разделяла левые убеждения. Что думает она сейчас?
Когда Отт вышел, чтобы раскупорить бутылку кюммеля, Хельма оторвалась от вязания и сказала:
– Я очень довольна, что мы встретились... Помните, вы жили во Франкфурте у вокзала и у вас была старинная мебель и много картин...
– У вас хорошая память, фрау Хельма....
– Но я не хотела бы, чтобы во все это были посвящены другие...
– Несомненно! – Рихард понял смысл произнесенной фразы. – Прошлое принадлежит только тем, кто его пережил...
Вошел Отт с бутылкой кюммеля, поставил на стол. Фрау Хельма продолжала вязать.
НА ЗЕМЛЕ ПРЕДКОВ
Генри Пу-и вступил во второй год безмятежного и благополучного царствования на земле своих предков. Теперь на государственных бумагах, скрепленных личной подписью и печатью императора, ставили дату: «Год 2-й эры Кан Дэ». Казалось бы, никакие события, волновавшие мир, не омрачали настроения Великого управителя, они просто не достигали стен синьцзинского дворца – старого двухэтажного здания с анфиладой комнат, открытой галереей наверху, тянущейся, как лоджия, вдоль всего фасада, с круглой парадной лестницей, ведущей внутрь императорского жилища.
Всезнающий советник императора генерал Таракасуки, он же начальник полевой жандармерии Квантунской армии и епископ синтоистской веры, ревностно следил за тем, чтобы император не утруждал себя государственными делами. Время Пу-и проходило в приемах, церемониях, торжественных молебствиях, на которых непременно присутствовал Таракасуки. Он каждый день появлялся во дворце в ритуальном облачении епископа, с молитвенной дощечкой в руке либо в военно-полевой форме с поперечными погонами японского генерала, а то и просто в будничном коричневом кимоно. Таракасуки был связующим звеном между дворцом и четвертым отделом штаба Квантунской армии, где вершились судьбы нового государства.
Генерал часто беседовал с императором, напутствуя его и поучая. На таких собеседованиях иногда присутствовала супруга императора Суань Тэ, маленькая и своенравная молодая женщина, ей исполнилось всего двадцать три года, когда она, волей судеб, стала императрицей. Начальник особой миссии Итагаки не раз говаривал Таракасуки, что надо внимательнее присматриваться к Суань Тэ, – в Китае издревле существует традиция: жены властителей
– Ваше высочество, – поучал Таракасуки, – перед вами пример тысячелетней истории народа Ямато. Сын неба в Японии окружен божественными почестями, но за него всегда управляли государством мудрые военачальники – сёгуны. Лицезреть микадо могли только ближайшие родственники и прислуживающие ему лица. Ваш удел – почести и поклонение народа...
Пу-и согласно кивал головой, но ему хотелось бы, чтобы среди приближенных остался его воспитатель англичанин Джонстон, он его первый учитель. Пу-и желает изучать английский язык...
Таракасуки снова возвращается к истории:
– Нет, нет... Чтобы не осквернять землю богов, чужестранцев, много веков не допускали в Японию. Зачем это делать в Маньчжоу-го?!..
Советник императора запретил передавать Пу-и даже учебники английского языка, которые англичанин Джонстон посылал во дворец... В окружении императора оставалось все меньше людей, приехавших с ним из Тяньцзиня, – они один за другим либо неожиданно умирали, либо навсегда исчезали из синьцзинского дворца. И охрану дворца, сплошь состоявшую вначале из маньчжурских и китайских солдат, заменили японскими военнослужащими. Но император, уверовавший в свою божественную миссию, как-то этого не замечал. Однако от Суань Тэ ничего не ускользало.
– Господин Таракасуки, – говорила она, – но сёгуны перестали управлять государством в вашей стране. Сын неба Мицухито объявил, что он намерен делать это сам. Ведь поэтому и произошла революция Мейдзи.
Суань Тэ хорошо знала историю. Наедине с мужем она говорила еще откровеннее.
– Айсин, – шептала она, называя его по имени, которое Пу-и носил в детстве еще до того, как его возвели на китайский престол, – Айсин, во времена сёгунов у микадо всегда были дети. Их устраняли, как только они становились совершеннолетними, и уничтожали, как пчелы уничтожают трутней, исполнивших свое предназначение. ...Тебе, Айсин, воздают почести, но у тебя нет власти. Ты должен вернуть себе власть предков, Айсин.
Безвольный император соглашался с Суань Тэ, он любил эту женщину с маленькой девичьей грудью и нежным прохладным телом, ее агатовые глаза, глядящие на него из-под густых ресниц... Но что он мог изменить? Без помощи японцев ему никогда бы не вернули трон предков...
Генерал Таракасуки упорно осуществлял во дворце план, разработанный в четвертом отделе штаба Квантунской армии, – император должен представлять, но не управлять. До последнего момента император Пу-и даже не знал, что в его государство приехала международная комиссия лорда Литтона, созданная в Лиге наций по жалобе китайского правительства на японскую агрессию в Маньчжурии. Комиссию Литтона не допустили в район военных действий, которые все еще продолжались в Маньчжоу-го. С ней разговаривали только японские представители. Лорд Литтон выразил желание посетить императора, ему это обещали, но предупредили, что все встречи с Пу-и происходят в присутствии его советника генерала Таракасуки, – таков порядок во дворце императора. Отвечать на вопросы лорда Литтона или членов его комиссии будет генерал Таракасуки. Вопросы, которые Литтоп намерен задать Великому управителю, следует представить заранее и других вопросов во время аудиенции не задавать. Да и вообще нельзя говорить с божественным императором, как с простым смертным. Его можно только лицезреть. Так повелевает обычай, придворный этикет, установленный в Маньчжоу-го...