Итальянец
Шрифт:
Первая попытка друзей привлечь к себе внимание потерпела неудачу, и они, обогнув дом, остановились перед портиком, но и это оказалось бесполезным: терпеливо предаваясь музицированию, спустя час они вынуждены были отказаться от намерения снискать благоволение у непреклонной Эллены. Вивальди, забыв о том, какой ничтожной казалась ему надежда свидеться с Элленой, р; пал в безысходное отчаяние; Бонармо, не на шутку встревоженный последствиями такого отчаяния, не жалел стараний, чтобы утвердить Винченцио во мнении, что никакого соперника у него нет, хотя только что усердно втолковывал ему обратное.
Так или иначе, друзьям пришлось покинуть сад, несмотря
Вивальди наотрез отказался прислушаться к советам Бонармо.
— Посмотрим, дерзнет ли вновь подступиться ко мне этот демон в личине монаха на прежнем месте; если да — то ему не поздоровится; если же он не явится — я стану ждать его возвращения с тем же упорством, с каким он выслеживал меня. Укроюсь в тени свода и не двинусь с места, пока не настанет мой смертный час!
Бонармо, пораженный силой чувства, вложенной Вивальди в это восклицание, оставил дальнейшие уговоры, однако просил друга подумать, достаточно ли у него с собой оружия.
— На вилле Альтьери оно тебе ни к чему, а там может понадобиться. Помни слова незнакомца: им известен каждый твой шаг.
— При мне меч и, как всегда, кинжал, — ответил Вивальди, — а что есть у тебя?
— Тише! — остерег его Бонармо у подножия скалы, нависшей над дорогой. — Мы уже почти у цели: вон та самая арка!
Арка смутно темнела в отдалении, перекинутая между двумя скалами: на одной виднелись развалины римской крепости, частью которых была эта арка; другую сплошь покрывали у поворота дороги густые заросли тенистых сосен и непроглядная дубовая роща.
Друзья шли осторожно, стараясь ступать возможно тише, то и дело окидывая окрестности подозрительным взором, всечасно ожидая внезапного явления монаха из какого-либо укрытия в расселине скалы. Однако вплоть до самой арки никто навстречу им не попался.
— А мы пришли раньше, чем он, — произнес Вивальди, едва они оказались в полной темноте.
— Говори шепотом, дружище, — отозвался Бонармо, — быть может, здесь прячется кто-то еще. Не нравится мне это место…
— Кому, кроме нас, могло бы вздуматься искать себе прибежище в столь мрачном закоулке? — прошептал Винченцио. — Разве что бандитам, которым по нраву угрюмые пристанища, — а сказать по правде, здешний приют вполне согласуется сейчас с моим настроением.
— Он вполне согласуется и с замыслами бандитов, — заметил Бонармо. — Выйдем туда, где посветлее, чтобы хорошо видеть, кто идет.
Вивальди возразил, что на открытом пространстве они сами легко попадут под наблюдение, добавив:
— Если нас обнаружит мой неведомый мучитель, все пропало: ведь он либо не приходит вовсе, либо застигает меня врасплох, не давая возможности подготовиться к поединку.
С этими словами охваченный нетерпением Вивальди затаился невидимкой в дальнем углу под аркой, у самого подножия вырубленной из камня лестницы, которая вела в крепость. Бонармо присоединился к нему и после некоторого размышления обратился к исполненному нетерпения другу с вопросом:
— Ты действительно веришь, что наша попытка задержать монаха окажется успешной? Монах исчез в мгновение ока — с быстротой, недоступной смертным!
— Что ты хочешь этим сказать? —
— Только то, что, может быть, я стал не чужд суевериям. Здешний мрак не располагает к трезвым суждениям, и я чувствую, что готов подчиниться любым предрассудкам.
Вивальди слегка улыбнулся.
— Но согласись, — продолжал Бонармо, — что появление этого монаха сопряжено с обстоятельствами, далекими от заурядных. Кто подсказал ему твое имя, которое он назвал, как ты говоришь, при первой с тобой встрече; как ему стало известно, откуда ты идешь и намерен ли прийти снова? Каким колдовством он проник в твои планы?
— Я не склонен полагать, что он знаком с моими планами, — заметил Вивальди. — Но даже если бы и был, для разгадки таковых сверхъестественного дара вовсе не требуется.
— Итог сегодняшнего вечера, — настаивал Бонармо, — должен убедить тебя, что все твои намерения хорошо ему известны. Неужели Эллена, если только она к тебе неравнодушна и сердце ее свободно, хоть на миг не показалась бы у окна?
— Ты не знаешь Эллены, — возразил Вивальди, — и только поэтому я прощаю тебе и этот вопрос. Но, конечно, если бы она была настроена ко мне милостиво, наверняка какой-либо знак одобрения…
Винченцио умолк на полуслове.
— Незнакомец предостерег тебя от посещения виллы Альтьери, — напомнил Бонармо. — Он, по-видимому, был осведомлен об ожидавшем тебя приеме и знал об опасности, каковой ты пока что счастливым образом избежал.
— Еще бы, об ожидавшем меня приеме он был осведомлен превосходно, как нельзя лучше! — вскричал Вивальди, совершенно забыв об осмотрительности. — Скорее всего, именно он и есть тот самый соперник, против которого он же меня и предостерегал. Маскарад ему понадобился, чтобы обмануть мою доверчивость и помешать мне искать Эллену. И я должен смирно поджидать, пока он изволит тут показаться? Пристало ли мне красться за соперником, будто я какой-нибудь злоумышленник?
— Ради бога, умерь свои порывы! — взмолился Бонармо. — Вспомни, где мы сейчас находимся. Твои соображения в высшей степени неправдоподобны.
Не без труда ему удалось убедить Вивальди в основательности приведенных резонов, и юноша, мало-помалу успокоившись, постарался взять себя в руки и вновь набраться терпения.
Друзья оставались начеку еще довольно долго, как вдруг Бонармо заметил неясную фигуру, бесшумно приблизившуюся к проходу под аркой со стороны виллы Альтьери. Фигура эта, замедлив шаг, застыла у самого прохода, едва различимая в призрачном свете глубоких сумерек. Взор Вивальди был устремлен в сторону Неаполя — он следил за дорогой, Бонармо же, опасаясь опрометчивости приятеля, медлил в нерешительности: ему казалось более благоразумным выждать и вполне удостовериться, точно ли перед ними поджидаемый ими монах. Высокий рост и темное облачение, в которое он был закутан, побудили Бонармо заключить, что это именно тот, кого они подкарауливают; он потянул было Винченцио за рукав, однако фигура, ринувшись вперед, растаяла во мраке, хотя Вивальди успел уже понять, что вызвало движение друга и его многозначительное молчание. Шагов никто из них не слышал — и, ни капли не сомневаясь, что незнакомец, кем бы он там ни был, остается где-то здесь, под аркой, друзья замерли в напряженном оцепенении. Совсем рядом с ними, на расстоянии вытянутой руки, что-то прошелестело, напоминая шуршание складок плаща, и Вивальди, не в состоянии более совладать с собой, бросился с распростертыми руками навстречу противнику с громким требованием назвать себя.