Итальянская любовь Максима Горького
Шрифт:
– Значит, советуешь все оставить как есть?
– Ни в коем случае! Ехать надо. Но нужно быть ко всему готовой и, если что, – дать отлуп этим родственникам.
– Как это?
– Сначала проявить полную расположенность, а там уж действовать по обстановке. Как получится.
– Как получится… – эхом откликнулась Вера.
– Надо ехать! – подытожила Светлана.
Да Вера и сама склонялась к этой мысли.
– Если что, я денег подкину. Немного, сама понимаешь, на какой я мели, но ради благого дела подруги –
– Последнее не надо.
– А у меня, может, корыстные мотивы. Я планирую открыть центр йоги в Италии, и мне нужно, чтобы ты обрела там родственников.
– Думаешь, в Италии такого добра нет?
– Во всем нужна изюминка. А у меня много креативных свежих идей. Плюс, в отличие от нас, в Европе свободный рынок и здоровая конкуренция.
– Это тебе так кажется.
– Ничуть! А вообще-то посмотрим. Это, как говорится, жизнь рассудит…
Дома Анна разогрела в микроволновке пиццу, приготовила молочный коктейль и легла с едой на диван. Она планировала посмотреть английский сериал, но сосредоточиться на сюжете не смогла и выключила телевизор. Из головы не шло дело Веры Шевардиной. Не сходились концы с концами… Скорее всего это в ней говорила интуиция, которая подводила редко. Было чувство: она что-то упустила…
Раздался звонок. Данила.
Анна подняла трубку.
– Привет!
– Чем занимаешься? – поинтересовался он.
– Пришла с работы.
– Значит, расслабляешься?
– Ага! Кайфую.
– Жаль, что меня нет рядом.
– Жаль, – вздохнула Анна. – А когда ты приедешь? – Задала вопрос и осеклась. Это была почти запретная тема. Дело в том, что Данила уже два раза откладывал приезд, и она зареклась задавать ему эти вопросы. Получалось, что она навязывается…
В трубке наступило молчание.
«Так и есть, – рассердилась Анна на саму себя. – Зачем вылезла с идиотским вопросом. Могла бы и промолчать!»
– Пока не знаю, – наконец услышала она. – Очень хочу вырваться, но пока никак не получается.
«Значит, не очень-то ты и хочешь, – подумала Анна. – Хотел бы – нашел возможность».
– Ты не сердишься?
– Ничуть! – громко сказала она. – На что сердиться? Я все понимаю: дела…
– Сложное задание.
– А как же!
– Я чувствую, что ты мне не веришь.
– Давай оставим эту тему.
Можно оставить тему, но от себя не убежишь.
Вслух она этого, конечно, не сказала…
Они еще немного поболтали и распрощались, но холодок остался.
На душе было муторно. Ситуация складывалась дурацкая. Вроде бы у нее есть любимый человек, и в то же время его – нет. Одиночество – штука коварная. И больше всего коварная тем, что оно засасывает незаметно, исподволь. И тебе уже ничего не надо и ничего не хочется. И ты всем доволен, и вечера в одиночестве не кажутся такими длинными
Анна понимала, что даже эти мысли разъедают ее как ржавчина. Их нельзя допускать, но от них никуда не деться.
Хорошо бы поговорить с Данилой по-серьезному, но ведь он уходит от темы, ускользает… Разговоры по скайпу сначала радовали, а теперь – раздражают. Что толку, что видишь предмет своей любви, дотронуться – нельзя, обнять – нельзя. Анна понимала, что она скучает по его шуткам, медвежьим объятьям, когда он сгребал ее в охапку, и она таяла в этих надежных и крепких руках. Рядом с ним весь мир приходил в изначальное равновесие… Пискнула эсэмэс, прервав ее мысли.
«Я все равно тебя люблю» – высветилось на экране мобильного.
– И на том спасибо, – сказала Анна вслух. – Сделал одолжение!
Флоренция. Наши дни
Семейные тайны – дело увлекательное. Даниэла стояла посередине комнаты, нахмурившись. Это была ее комната, из которой она сбежала, сделав прыжок в свободу. Но теперь она вернулась сюда. Правда, ненадолго. Ей нужно расспросить мать о том, о чем умолчала бабушка.
Но Даниэла не знала, как подступиться к матери. Ее безукоризненная, элегантная мать не слишком баловала Даниэлу. Может быть, это было не в ее характере, а может быть, она считала, что воспитание не должно быть излишне мягким. Но раз Даниэла здесь, то должна попытаться узнать бабушкины секреты.
– Я сделаю это! – решительно сказала она сама себе.
В столовой никого не было. Лишь предки взирали со старинных портретов. Даниэла подумала, что мать скорее всего в небольшом садике за домом. И не ошиблась.
Мать Даниэлы Валентина сидела в кресле и кидала мячик Джекки, золотистому ретриверу.
– Привет! – сказала Даниэла как можно беззаботней и плюхнулась в кресло рядом.
– Добрый день. – Мать подняла на нее глаза, искусно подведенные черными стрелками, и прищурилась.
– Хорошо выглядишь! И это при твоем образе жизни.
– Ты тоже прекрасно выглядишь. – Даниэла встала и, наклонившись, поцеловала мать.
– Ужасно по вам соскучилась.
– Если бы это было так, ты бы не удрала от нас.
Даниэла скорчила шутливую гримаску.
– Ну надо же девочке когда-то повзрослеть и начинать жить отдельно. Как Тони? – спросила она, переводя тему.
– Отлично! Поехал куда-то с друзьями. Я за него ужасно волнуюсь.
– И напрасно. Тони уже взрослый. Все твои дети выросли, мама, а ты не хочешь это понять.
– Ты пришла, чтобы сказать мне это? – холодно спросила мать. Вот так всегда. Мать умела одним щелчком поставить любого человека на место, включая собственных детей и мужа.