Итальянский секретарь
Шрифт:
Первый – я решил, что это Роберт, – имел достаточно респектабельный вид; у него было добродушное лицо и честные карие глаза: я вполне мог поверить, что обладатель такого взгляда внушает доверие, особенно одиноким, испуганным молодым женщинам. Хотя он сидел, я решил, что росту в нем должно быть около шести футов. Холмс давно научил меня основам загадочной для непосвященных науки под названием антропометрия, занимающейся идентификацией людей по типам тела и размерам отдельных его частей. Среди прочего там был метод пропорций, позволяющий определить рост сидящего человека (по правде сказать, кроме этого метода я почти ничего и не запомнил). У первого из братьев к тому же был обветренный, закаленный вид опытного егеря, и это, пожалуй, яснее всего говорило, кто он такой. Второй же, очевидно, был тот преступник, с которым мы явились помериться силами.
Крепостью он,
– Спокойно, Ватсон, – сказал он. – Мы здесь для того, чтобы положить приманку в капкан, а не для того, чтобы спустить пружину. Давайте сменим курс.
– У вас есть другие предложения? – гневно спросил я.
– Вы у нас человек с армейским опытом, – ответил он. – Вы знаете какой-нибудь способ быстро войти в доверие?
Я немного подумал.
– Пожалуй, да. – А совладав со своим гневом, спросил: – Как вы полагаете, кто-нибудь из присутствующих, или из парочки наших противников, знает вас в лицо?
– Не вижу, с чего бы.
– Хорошо. Вы достаточно слыхали от меня об афганской кампании и можете изобразить офицера-ветерана. Так что следуйте за мной…
К нам подошел бармен, добродушный малый с приветливой улыбкой.
– Джентльмены! – воскликнул он, перекрывая шум. – Что вы желаете заказать?
– Лучшего виски на ваш выбор, сэр, – ответил я, сменяя воинственный настрой на деланное дружелюбие. Я повернулся направо и громко прибавил: – И большую порцию того же самого – каждому, кто воевал на северо-западной границе! И по две – всем, кого, как и нас с моим боевым товарищем, ужалила пуля из мультука!
Вокруг были по большей части молодые лица; я не ждал, что на мое приглашение явится толпа, да это было и не нужно. Человек шесть унтер-офицеров лет сорока-пятидесяти с большим энтузиазмом поднялись и подошли к нам, заранее протягивая руки. Мы представились, сообщили друг другу, в каких полках и в какие годы служили; Холмс превратился в «капитана Уокера», моего однополчанина (его худобу, так сильно отличающую его от всех присутствующих, я объяснил хронической малярией, подхваченной в Судане, – зная, что об этой стране Холмс по крайней мере сможет рассказать по опыту, если понадобится). Сам я представился майором Мюрреем, воспользовавшись фамилией своего бывшего ординарца и сохранив принадлежность к тому же полку нортумбрийских фузилеров, но из осторожности не упомянул, что был хирургом – слово «хирург» порождает у солдат еще более смешанные чувства, чем у штатских. После очередного общего тоста к нашему изысканному кружку присоединилась кое-какая молодежь из необстрелянных, желая послушать рассказы ветеранов; и уж близилось время закрытия, когда кому-то пришло в голову спросить, что мы делаем в Эдинбурге вообще и в «Дудке и барабане» в частности.
– Что ж, сэр, – ответил я загорелому, словно выдубленному, штаб-сержанту, который задал вопрос, – мы явились поглядеть на этот прекрасный город, и уж, кажется, все повидали как следует – или, по крайней мере, думали, что все повидали. Но сегодня вечером мы с моим другом Уокером беседовали в баре «Роксбурга» (я нарочно назвал один из старейших и элегантнейших отелей города, расположенный на Шарлотт-сквер), точнее, я утомлял его очередной лекцией о своем увлечении – потусторонних материях, и тут бармен вдруг сует мне под нос вот это… – Я вытащил из кармана брошюрку, которую мне показал Холмс – она так и осталась у меня после нашего разговора. – И сказал, что если я хочу узнать больше, мне надо прийти сюда. И вот мы тут – хотя, признаюсь, если б мы знали, что тут собирается такая отличная компания, мы бы давно сюда пришли, даже безо всяких «тайных экскурсий»!
Я
– Эй! Роб, Вилл! Подите сюда, тут вам еще голубчики, хотят наполнить ваши кармашки!
Двое молодых людей, которых я заметил вначале, быстро поднялись с мест. Вилл-Верняк покрыл разделявшее нас расстояние несколькими шагами длинных мускулистых ног; его брат последовал за ним, но медленно и неохотно; я не ошибся, определив их рост; с виду же они были неожиданно сильны, и меня это слегка встревожило. Однако брат, шагавший впереди, двинулся к нам так охотно, что я сделал два вывода: во-первых, парочка приняла наше желание за чистую монету, и во-вторых, этот паб для них был абсолютно безопасной территорией; последнее наводило на мысль, которую прежде я гнал от себя, – что в заведении должны быть еще какие-то их сторонники, – а теперь вынужден был признать пугающе верной. Но я сказал себе, что большая часть солдат скорее всего понятия не имеет, чем занимаются их штатские собутыльники в Холируд-Хаусе, и продолжил игру. Холмс пока что хранил молчание, и этот факт тоже доставлял мне немалое удовлетворение.
Штаб-сержант представил нас друг другу, и братья, подтвердив свою репутацию, с первого слова оказались обаятельнейшими людьми. Очевидно, они принадлежали к редкому типу мужчин, которые умеют очаровывать других мужчин не хуже, чем женщин. Но при более близком знакомстве, когда стало ясно, что егерь по уши замешан в дворцовое мошенничество, уже можно было почувствовать, что его жизнерадостность – какая-то деланная. Быть может, это след недавних событий во дворце? Надеюсь, что так, потому что мисс Маккензи была права: Роберт Сэдлер действительно производил впечатление славного парня, который просчитался лишь в том, что позволил более энергичному брату втянуть себя в незаконные дела; такое случается, но для Роберта эта ошибка стала роковой, ибо решительность Вилла-Верняка Сэдлера обернулась жестокостью, а презрение к законам увенчалось убийством. Я сказал себе, что мы должны отнестись к этим двоим со всей суровостью, каковой заслуживают виденные нами ужасные преступления; и не следует допускать, чтобы эта суровость смягчалась сочувствием, мягкодушием или иными соображениями. Если это действительно те, кого мы ищем, то каждая секунда, проведенная нами в пабе, жизненно важна: во-первых, мы не должны ни на дюйм отклониться от принятых нами на себя ролей, а во-вторых, следует установить достаточно дружеские отношения с этими людьми, чтобы Холмс мог довести до конца созревший у него план, каким бы тот ни был.
Когда братья объяснили, каким образом вхожи во дворец, я заявил:
– Признаюсь честно, меня всегда завораживало то старинное убийство в Холируд-Хаусе, – верно, Уокер? – Холмс едва успел кивнуть, и я продолжал: – Да, сколько раз в дозоре я всю ночь напролет изводил моего друга рассказами о мельчайших подробностях этого дела. – Тут я бросил на своего друга многозначительный взгляд. – Но должен сознаться, что впервые узнал про этот легендарный призрак из вашей брошюры, и уж конечно, даже не мечтал, что смогу своими глазами увидеть доказательства такого явления!