Итан Фром
Шрифт:
Чтобы стряхнуть с себя оцепенение, он возобновил разговор:
— Скоро, надо полагать, и свадьбу назначат.
— Да, наверно. Я так думаю, что они до конца лета поженятся. — Слово «поженятся» она произнесла с благоговейным трепетом, словно раздвигая завесу, за которой начинается путь в страну несбыточных грез. У Итана сжалось сердце; он отодвинулся от стола и, глядя в сторону, заметил:
— Не удивлюсь, если и ты по примеру подружки выскочишь замуж.
Она рассмеялась и пожала плечами:
— Что это ты все время замужество поминаешь? Он в свою очередь усмехнулся:
— Привыкаю, чтоб ты меня врасплох не застала. Он снова придвинулся
— А ты не из-за Зены спрашиваешь? Может, она что-то имеет против меня?
Стоило ей произнести эти слова, как прежний страх ледяными клещами сдавил ему горло.
— Это еще что за новости? С чего ты взяла? — с усилием выговорил он.
Она тревожно и беспомощно взглянула на него:
— Сама не знаю. Вчера мне показалось, будто я ей мешаю.
— Интересно знать чем, — буркнул Итан.
— Разве у Зены узнаешь? — печально отозвалась Мэтти.
Впервые они заговорили так открыто об отношении Зены к Мэтти, и имя хозяйки дома, дважды прозвучавшее вслух, словно эхом отозвалось в дальних углах кухни и возвратилось назад, многократно повторенное и усиленное. Мэтти помолчала, как бы выжидая, пока стихнут его последние отголоски, и спросила опять:
— А тебе она ничего не говорила? Он покачал головой.
— Ни слова не говорила.
Мэтти засмеялась и тряхнула головой, откидывая волосы со лба:
— У меня, наверно, просто нервы. Не буду больше об этом думать.
— Правда, Мэтт, правда — не надо об этом думать!
Страстная мольба в его голосе заставила девушку снова покраснеть — но на этот раз ее щеки не вспыхнули, а медленно и нежно зарделись, как бы отражая ход ее сокровенных мыслей. Она молча сидела с шитьем в руках, и ему вдруг почудилось, что по лежащему между ними куску материи струится ему навстречу какое-то странное тепло. Не отрывая ладони от стола, он потихоньку подобрался к краешку ткани и дотронулся до нее кончиками пальцев. Ресницы девушки слегка дрогнули, давая ему знать, что этот жест не остался незамеченным. Теперь поток тепла заструился в обратном направлении; видимо, Мэтти тоже это почувствовала, потому что перестала шить и сидела совсем неподвижно, уронив на стол руки.
Внезапно Итан услышал за собой какой-то шум и обернулся. Должно быть, кошка почуяла за стенкой мышь — она спрыгнула с Зениной качалки и бросилась в угол, и от этого резкого движения пустое кресло начало раскачиваться взад и вперед, словно в нем сидел кто-то невидимый.
«Не пройдет и суток, как она сама будет тут качаться, — подумал Итан. — Мне все это только приснилось, и сегодняшний вечер — первый и последний». Возврат к действительности был для него столь же мучителен, как возвращение к сознанию для больного, перенесшего наркоз. Голова у него разламывалась, все тело ныло от невыразимой усталости, и он не мог придумать, что бы такое сказать или сделать и хоть немного задержать безумный бег минут.
Мэтти чутко уловила перемену в настроении Итана. Она медленно подняла на него глаза, словно ей стоило немалого усилия разомкнуть отяжелевшие, как от сна, веки. Ее взгляд задержался на его руке; пальцы Итана судорожно сжимали уже весь конец ткани, как если бы эта
Она скатала материю, заколола ее булавкой, взяла наперсток и ножницы и сложила все в оклеенную цветной бумагой коробку, которую Итан когда-то привез ей в подарок из Бетсбриджа.
Он тоже поднялся на ноги, рассеянно глядя кругом. Часы на буфете пробили одиннадцать.
— В печке все прогорело? — негромко спросила Мэтти.
Он открыл дверцу, бесцельно поворошил угли и постоял еще, глядя, как Мэтти подтаскивает к печке старый деревянный ящик из-под мыла, обитый войлоком, где по ночам спала кошка. Потом она перешла к окну и составила с подоконника два горшка с геранью, чтобы цветы не замерзли. Тогда он тоже включился в работу и перенес подальше от окна остальную герань, потрескавшуюся глиняную миску, где зимовали луковицы нарциссов, и еще один горшок с воткнутыми в землю старыми крокетными воротцами, вокруг которых вился крестовник.
Когда этот ежевечерний ритуал был закончен, оставалось только сходить в прихожую за оловянным подсвечником, зажечь свечу и задуть лампу. Итан протянул подсвечник Мэтти, и она первой вышла из кухни. В желтом круге света от свечи, которую она несла перед собой, ее пушистые темные волосы казались набежавшим на луну облачком.
Когда она поставила ногу на ступеньку, Итан негромко окликнул ее:
— Спокойной ночи, Мэтт.
Она повернулась и посмотрела на него.
— Спокойной ночи, Итан.
Не оглядываясь больше, она поднялась наверх, и когда за нею закрылась дверь, он вспомнил, что за весь вечер не успел даже подержать ее за руку.
ГЛАВА VI
На другое утро с ними вместе завтракал Джотам Пауэлл. Чтобы скрыть переполнявшую его радость, Итан напустил на себя преувеличенно равнодушный вид: поев, он откинулся на стуле и продолжал сидеть барином, кидая кошке остатки со стола и ворча на погоду, и даже не пошевелился, чтобы помочь Мэтти, когда она принялась убирать посуду.
Он и сам не знал, отчего он так счастлив, — ведь ни его, ни ее жизнь ни в чем не изменилась. Он даже не дотронулся до ее руки, не посмел поглядеть ей прямо в глаза. Но один-единственный вечер, проведенный с Мэтти, показал ему, какой могла бы быть их совместная жизнь, и теперь он радовался, что ничем не нарушил безмятежности этой картины. Он был уверен, что она поймет, почему он не поступил иначе…
Последняя порция бревен и досок дожидалась отправки в Старкфилд, и Джотам Пауэлл, который в зимнее время не работал у Итана постоянно, в это утро пришел «подсобить». Однако все складывалось неудачно: ночью шел мокрый снег, который тут же таял; к утру подморозило, и все дороги обледенели, как стекло. Правда, в воздухе по-прежнему сквозила сырость, и оба решили, что к середине дня погода скорее всего «помягчает» и добраться до поселка будет легче. Поэтому Итан предложил своему подручному разделить работу на два этапа: с утра только нагрузить сани, а доставку отложить на после обеда. Такой план имел еще то преимущество, что Итан мог во второй половине дня послать работника на станцию за Зеной, а сам поехал бы с грузом в поселок.