Итоги № 27 (2012)
Шрифт:
Фото на память
/ Искусство и культура / Художественный дневник / "Итоги" представляют
Александр Иванишин — один из самых авторитетных театральных фотографов. Только безграничная скромность моего коллеги заставляет удерживаться от употребления других, более восторженных эпитетов. О работе в театре на любом поприще принято говорить «служу». Саша несет эту службу больше тридцати лет и знает театр во всех его высоких и низких проявлениях. То, что не заметит глаз, выхватит объектив его камеры.
— Ты когда впервые попал на репетицию?
— Много-много лет назад я служил в штате Театра сатиры, еще при Плучеке. И меня обязали запечатлеть, как Миронов работает над спектаклем «Прощай, конферансье!». Андрей сопротивлялся моему вторжению как мог, но его уломали. Должен заметить, что никто из режиссеров в отличие от артистов съемок не любит — они всегда облегченно вздыхают, когда я прощаюсь. Я уже тогда понял, что на репетиции надо быть человеком-невидимкой. Когда сидевший ко мне спиной Миронов в какой-то момент вдруг закричал на Высоковского: «Зяма, перестань фотографироваться», — я понял, что это выстрел в меня. Актеры всегда чувствуют присутствие камеры, а режиссеры по-разному реагируют. Могут делать вид, что не замечают, могут сорваться: «Вы мешаете!», а могут действительно о тебе забыть. Я как-то завлиту «Студии театрального искусства» показывал фотографии Женовача, неожиданно в комнату вошел Сергей и просто обомлел: «Господи, да когда же вы это снимали?» А я ведь несколько часов щелкал, он ничего не заметил.
— Ты за кем уже подглядел, готовя наш проект?
— За Камой Гинкасом, Юрием Погребничко, Кириллом Серебренниковым, ну и конечно, снимал у Женовача, с которым дружу. Сразу скажу, они все очень разные и манера репетировать совсем разная. Юра почти не двигается, очень редко на сцену поднимается. Зато Кирилл в непрерывном движении, очень эмоционален, играет и за актеров, и за зрителей — хохочет, чуть ли не аплодирует. А вдруг заскучает, и понимаешь, что эту сцену он будет переделывать.
— Что ты для себя вынес, приобщившись к творческому процессу?
— Прежде всего ощущение тяжелейшего труда. К концу дня, в какой бы манере режиссер ни репетировал, он абсолютно выжат. Но если спросишь: «Что, сегодня очень трудная была репетиция?» — ответ, как правило, одинаковый: «Да нет, обычная». Меня просто завораживает, как постановщик сконцентрирован, как держит в голове целое, видит будущий спектакль... Но главное впечатление — магическое. Извините за высокий штиль, это присутствие при акте рождения. Вот появились волосики на голове, вот нос, глазки и, наконец, живой человек. Спектакли именно рождаются, и этот процесс в отличие от кино не кончается на премьере. Я ведь многие спектакли смотрю по десять раз и вижу, как они живут. Именно поэтому и стал театральным фотографом.
Я далек от мысли, что мои фотографии передадут всю завораживающую красоту репетиционного процесса, но мне кажется, что для тех людей, которые ходят в театр и любят его, немного расширится театральное пространство.
На деревню Сергеичу / Искусство и культура / Художественный дневник / Что в итоге
На деревню Сергеичу
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Что в итоге
Письмо, адресованное Никите Сергеевичу Михалкову и подписанное некими студентами наших киношкол, пожелавшими остаться неизвестными, вызвало бурное обсуждение в киносреде. Анонимы ратовали за «доброе кино» и просили защитить от чернухи, захлестнувшей наши экраны. И только несколько человек из них пришли в Дом кино, чтобы за круглым столом пояснить свою позицию. Прежде всего странно, что будущие кинематографисты не стремятся стать известными. Я считаю, что смешно писать коллективные письма в наше время, особенно такие. Представляю, как Федерико Феллини в 80-х годах получает письмо от молодых итальянских кинематографистов с просьбой разобраться с теми, кто их оттесняет, не дает участвовать в фестивалях. «Дорогой Федерико,
Когда я разговаривала с ребятами приватно — с теми, кто якобы написал письмо и открыто признался, что его подписал, — они сказали, что вообще-то хотели обратить внимание общественности на другое. На то, что есть какие-то привилегированные мастера во ВГИКе, чьих учеников проталкивают и пиарят, а есть непривилегированные, чьих мастерских будто не существует. Конечно, это тоже спорный взгляд на вещи, но его можно и нужно обсуждать в рабочем режиме. Хотя важнее обсуждать другое — кашу в головах молодых людей, которыми пытаются манипулировать. Прочитав письмо, я почувствовала, что часть его пафоса может быть обращена ко мне, к моей мастерской. Потому что постоянно слышу в адрес работ моих учеников обвинения в чернухе, негативе. Но я не признаю этой оппозиции — позитив или негатив. Считаю, эти слова вообще должны быть исключены из русского языка, потому что уже давно ничего не означают вне контекста, а только всех смущают. Кинематограф всегда разговаривает языком драмы, конфликта. Это его природа, как и любого искусства. Во всем мире, где есть вменяемый кинематограф, он прежде всего предъявляет зрителю драматический конфликт — личный, социальный, политический, духовный и т. д. Поэтому в произведении для нас должен быть важен только один оценочный момент: оно сделано хорошо или плохо, искусство это или нет. Сами-то ребята искренне хотят каких-то конкретных подвижек в отношении к дебютантам. И лично я готова посмотреть их кино. Тогда и будет тема для диалога. Но маленькие проблемы всегда отражение больших.
Нас сегодня пытаются подвести к почти готовым решениям совершенно другого рода. Станислав Сергеевич Говорухин как представитель Госдумы достаточно внятно на них намекнул, сказав про готовящиеся изменения и некие нравственные ограничения в кино. Этим он подтвердил мои опасения, зачем на самом деле было инициировано письмо от имени молодых. Недаром во время обсуждения письма в зале несколько раз прозвучало слово «репрессии» — наше коллективное бессознательное вынесло наверх это слово. На мой взгляд, нас любыми способами хотят вернуть к приснопамятным и очень несимпатичным годам государственной цензуры. Другое дело, что необходима государственная программа поддержки молодых — не формальная, когда все сводится к нескольким дебютам в год, профинансированным Минкультуры под девизом «добрые фильмы о Родине». Не устаю повторять, что государство — это я, вы, они — мы. Это не абстрактные деньги доброго дяди, это наши деньги. И нам необходимо понять, кто из молодых заслуживает права на финансирование дебюта. Безусловно, в этом совершенно не должно быть привкуса идеологии — всех этих «нравственных запретов» и прочих «репрессий». Мы это уже проходили. Все просто: вот тебе доверили госденьги, и ты разбейся, но прояви себя как художник. Сделай не позитивное или негативное кино — сними о том, что у тебя наболело. И докажи, что ты профессионал. Тогда нам будет понятно, что хотят сказать молодые. А с молодыми надо обязательно разговаривать. Но и они должны высказываться, а не подписывать невразумительные коллективные письма в адрес «доброго дядюшки».
Музыка для всех / Искусство и культура / Художественный дневник / Замечено "Итогами"
Музыка для всех
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Замечено "Итогами"
«Звезды XХI века» отправились в регионы России
Новые тенденции в консервативной сфере академической музыки вообще-то редкость. Тем удивительнее крен нескольких последних сезонов: публика проявляет громадный интерес к поколению молодых отечественных талантов. То ли меломаны устали от авторитетов, то ли утих ажиотажный спрос на гастролеров, но факт налицо: уже сегодня полностью продан абонемент Московской филармонии «Звезды XХI века» на будущий сезон, что начнется только в сентябре. Реагируя на успех, Московская филармония при поддержке Министерства культуры выдвинула идею обратиться к провинции, и постоянные участники абонемента идею поддержали.