Итоги № 37 (2012)
Шрифт:
В высшем обществе Петербурга витали панические настроения по поводу пятой колонны: «Всякому известно, кто только имеет крепостных служителей, что род людей сих обыкновенно недоволен господами… прежде, нежели б могло последовать нашествие варваров, сии домашние люди, подстрекаемые буйными умами… в соединении с чернью все разграбят, разорят, опустошат».
Опасения властей были ненапрасны. В августе 1812-го, когда вражеская армия подходила к Москве, только на территории нынешней Белоруссии «по внушениям неприятельскими войсками необузданной вольности и независимости, не только многочисленные крестьяне вышли из повиновения своим помещикам, но, ограбив и изгнав их, достигли высочайшей степени буйства и возмущения, так, что и земские полиции не в силах их усмирить». В Минской губернии среди 28 уголовных дел, возбужденных в сентябре того же года, 25 составляли «дела о возмущении крестьян против помещиков, поджоги их имений и убийстве своих панов».
Сто лет назад нижегородский историк Андрей Кабанов пытался разгрести авгиевы конюшни ура-патриотических мифов, культивировавшихся в российской историографии той поры: «Принудительный элемент в деле сформирования ополчения заставляет нас в значительной степени разжижить ту картину общего патриотизма, которую оставили нам официальные историки-генералы». Если верить запискам одного из самых знаменитых цензоров царской
Неизвестная война
Основную лепту в создание мифа о народном сопротивлении французам внесли советские пропагандисты, которым было дано задание выявить параллели между двумя Отечественными войнами. Однако сухая статистика говорит о том, что ничего общего между ними не было. В отличие от Великой Отечественной для подавляющего числа населения страны война 1812 года прошла совершенно незамеченной. Общая численность русской армии и ополчения составляла 200 лет назад около 600 тысяч человек. Это всего 1,5 процента населения. Если к этому прибавить по максимуму около миллиона мирных жителей Москвы, Смоленска, Витебска, малых городов и деревень, через которые прошли французы, то все равно выходит, что примерно 95 процентов населения империи война не затронула. В этом смысле вторую Отечественную войну следовало бы назвать не Великой, а Величайшей. В 1941—1945 годах через службу в армии и на флоте прошел почти каждый пятый гражданин СССР: около шести миллионов военных числилось в стране к началу войны и почти 30 миллионов было мобилизовано в течение четырех лет, еще примерно три миллиона воевали в партизанских отрядах. Несопоставимы и людские утраты в двух Отечественных войнах. По подсчетам историков XIX века, потери русской армии в войне 1812 года оцениваются в 210 тысяч солдат регулярной армии и ополченцев, следовательно, жертвами войны стало примерно полпроцента подданных Российской империи. Данные о потерях среди мирного населения, разумеется, отсутствуют, но вряд ли они были массовыми. Таким образом, в 1812 году погиб примерно только каждый 190-й житель Российской империи. А в Великую Отечественную по максимальным оценкам (27 миллионов) — каждый шестой гражданин СССР, то есть более 15 процентов населения. Что касается партизанского движения, то здесь данные по двум войнам вообще несопоставимы. Можно сказать, что в отличие от Великой Отечественной в войне с Наполеоном партизан практически не было. Возьмем статистику награждений — самый объективный показатель в этом деле. По итогам Великой Отечественной войны более 127 тысяч граждан СССР было награждено медалью «Партизану Отечественной войны» I и II степени; свыше 184 тысяч удостоено других медалей и орденов, а 249 народных мстителей стали Героями Советского Союза. По разным данным, всего в годы второй Отечественной в тылу врага сражались от тысячи до шести тысяч партизанских отрядов общей численностью под три миллиона человек. В то же время даже о примерном количестве партизан в 1812 году науке ничего неизвестно. Мы лишь знаем, что Александр I учредил медаль специально для воинов из народа. Причем исключительно для жителей Московской губернии. Называлась награда «За любовь к Отечеству». Всего ею были удостоены двадцать семь человек, что никак не может свидетельствовать о сколько-нибудь значительных масштабах народного сопротивления оккупантам. Такими цифрами проиллюстрировать миф о «дубине народной войны», конечно, крайне затруднительно, но зато их можно игнорировать и сочинять небылицы про крестьянских полководцев.
Лесная сестра
Мифы о партизанах первой Отечественной войны впервые были остро востребованы в сталинский период и зачем-то сочиняются до сих пор. К примеру, к нынешнему 200-летнему юбилею победы над Наполеоном режиссер Дмитрий Месхиев планировал снять «социально значимый фильм» об участнице партизанского движения, крестьянке Василисе Кожиной. По словам художника, ему стало «интересно посмотреть, как эти рабы… вдруг взялись за оружие… стали отстаивать не свою личную свободу, а свободу государства». Найти ответ на действительно любопытный исторический вопрос Месхиеву в итоге не удалось, но мир не без добрых людей. Совсем недавно на свет появился многосерийный телефильм «Василиса Кожина» режиссера Антона Сиверса (Бычкова). Вот краткое содержание проникнутого патриотизмом произведения: «Мир больше никогда не станет прежним. Теперь будет кровь и смерть, теперь будет предательство и подвиги. Но в этом горниле для Василисы появляется возможность стать собой. Она становится во главе партизанского отряда, а Иван Рокотов (дворянин. — «Итоги»), рискуя жизнью, участвует в военных операциях регулярной армии... Победа в войне становится победой любви»… О крестьянке Сычевского уезда Смоленской губернии, жене старосты небольшого хутора Василисе Кожиной (что характерно: даты ее рождения и смерти канули в Лету) достоверно известно только то, что она несколько раз конвоировала пленных французов и однажды, возможно даже нечаянно, зарезала косой одного из них. Этот случай получил в 1812 году некоторый общественный резонанс (женщина на войне — диковинка в то время), но вскоре был напрочь забыт ввиду незначительности происшествия. Дело в том, что убийства пленных бойцов Великой армии местными жителями не были редкостью, но к героическому сопротивлению захватчикам эти эксцессы никакого отношения не имели. По сути, это были расправы над уже совершенно беспомощными врагами. В конце XIX века на страницах журнала «Русский архив» публиковались жутковатые воспоминания очевидцев о том, как именно дубина «гвоздила французов». «Вот, бывало, и наткнемся мы, парни, на одного (француза. —
Народная самооборона
О том, что значение крестьянских отрядов в войне с Наполеоном, мягко говоря, преувеличено советскими агитаторами, свидетельствует еще одно обстоятельство, на которое обратил внимание много лет тому назад известнейший исследователь истории наполеоновских войн Евгений Тарле: «О партизанах французы в своей мемуарной литературе почти ничего не говорят, тогда как о казаках говорят очень много и единодушно признают огромный вред, который подвижная, неуловимая казачья конница причиняла отступающей армии своими внезапными налетами». Но казачьи части входили в состав вооруженных сил и к партизанам тоже никак причислены быть не могут.
Историк Алексей Дживелегов в начале XX века в очерке «Народная война» в 1812 году» утверждает, что «если бы в Великой армии было больше дисциплины, нормальные отношения с крестьянами завязались бы очень скоро. Но фуражиры превращались в мародеров, от которых крестьяне естественно защищались... все они, повторяем, имели в виду исключительно самооборону». И далее: «у русского мужика не было никакой патриотической ненависти... Были случаи зверских расправ, но «режиссерами свирепств» были люди ростопчинского (московский губернатор, организовавший по указанию Александра I поджог Москвы. — «Итоги») облика, способные пробудить и разжечь ненависть в темной массе… не было в России в 1812 году «народной» войны против французов».
Кстати, о самообороне. Историк Василий Надлер в монографии об Александре I уверяет, что крестьяне регулярно превышали ее необходимые пределы: «Сначала, когда французы попадались понемногу, с ними возились долго, убивали нередко изысканным способом: обматывали соломою и сжигали живьем, отдавали на потеху бабам и ребятишкам. Но вот отсталые и измученные французы начали чуть не сами идти в руки... Тут уже понадобилась иная расправа. Сгоняли пленных в сараи и сжигали там сотнями, топили в прорубях, зарывали живыми в землю». В отличие от художественных произведений, в которых придается большое значение самоорганизации и жертвенности народных масс, тот же академик Тарле напрочь отказывал нашим селянам и в героизме: «Не было таких случаев, как в Испании, где бывало так, что крестьяне, без помощи испанской армии, сами окружали и принуждали к сдаче французские полки». Словом, на «дубину народной войны» все это не очень похоже. И удивляться скорее нужно не тому, что царь выявил в огромной крестьянской стране всего три десятка героев из народа, а тому, что отыскали хоть этих.
А что же Лев Николаевич? Так не зря ведь он великий писатель земли русской. Право творца на художественный вымысел еще никто не отменял. Да к тому же в самом тексте его великого романа все больше повествуется о героизме офицеров и солдат регулярной армии, а также попытках проявить оный со стороны сугубо гражданского аристократа Пьера Безухова. По поводу же патриотизма автор «Войны и мира» как-то заметил, что в России это есть чувство «грубое, вредное, стыдное и дурное, а главное — безнравственное». И, похоже, классик имел в виду именно такие метаморфозы, как та, что приключилась с фразой про «дубину народной войны», которую потомкам очень захотелось принять за чистую монету.
К югу от евро / Дело / Капитал
К югу от евро
/ Дело / Капитал
«Может, стоит «замахнуться на Вильяма нашего Шекспира» — и ввести специальный «южный» евро?»
Дизайн евробанкнот не менялся уже десять лет — с момента выпуска. В 2008 году европейский центробанк заявил о намерении с 2011 года ввести в обращение купюры с новым дизайном, но как-то не задалось. И вот на прошлой неделе появилась информация, что новые евробанкноты будут все же выпущены и произойдет это уже весной 2013 года.
Ничего примечательного в этом факте не было бы, если бы не одно обстоятельство — изменятся водяные знаки на банкнотах, где образцы архитектурных стилей сменят сюжеты на тему древнегреческого мифа о похищении Европы. Опять же, все бы ничего, и в далеком 2008 году вряд ли кто-нибудь придал сколько-нибудь значимое значение тому, что изображают водяные знаки на евробанкнотах... но на дворе уже 2012-й с его непрекращающимся «греческим» кризисом.
Отметим, что в случае выхода новых банкнот старые никто одномоментно изымать из обращения не станет, и таким образом в еврозоне будут обращаться сразу два типа евробанкнот — старые и новые. Опять же, все бы ничего — в тех же США такая ситуация случается регулярно, но все дело в том, что речь идет не о США, а о Евросоюзе, который находится в тисках бюджетного кризиса.