Итоги № 45 (2013)
Шрифт:
Сафар десять лет назад приехал в Первопрестольную из родного Термеза. Подметал улицы, потом поругался с мастером участка, который требовал делать работу за троих, а платил полставки за одного, и принялся выживать в большом городе самостоятельно. Работал таксистом, сторожем, сантехником. Хотя по специальности он юрист. Постепенно оброс связями, женился на русской. «Как-то само собой так получилось, — рассказывает он, — что постепенно вокруг меня начали собираться земляки — одни просили помочь с переводом денег домой, другие — найти дело для родственников, третьи — посодействовать в открытии бизнеса, четвертые — оформить регистрацию и разрешение на работу. Начинал по мелочи и не бесплатно — всегда свой интерес закладывал и продолжаю
В его общину входят, со слов Сафара, около 600 человек. Надобно пояснить, какой смысл наш собеседник вкладывает в понятие общины. Он причисляет к общине всех соплеменников, обитающих на одной территории (это несколько соседних муниципалитетов), поддерживающих отношения друг с другом как в деловом плане, так и в житейском. Одних только узбекских общин, сформированных по такому принципу, в Москве может насчитываться до… двух сотен! Методика подсчета очень проста. По неофициальным данным — а других просто нет, — в российской столице сегодня проживают около 150 тысяч узбеков. Деление на общины числом примерно 600 человек и выдает нам результат.
Естественно, общины контактируют между собой, помогают друг другу в решении насущных проблем и даже имеют некий общий рынок вакансий. Общаются с лидерами общин и их богатые земляки, в основном это происходит, когда надо подобрать надежных людей с рекомендациями для работы на уважаемых cоплеменников или в дорогих национальных ресторанах в центре Москвы. Оперативники фиксируют и контакты старших общин с лидерами этнических преступных группировок. Правда, говорить о том, что оргпреступность пользуется национальными общинами для каких-то специфических целей, не приходится. Все дело в том, что последние объединяют в основном трудовых мигрантов, ориентированных на относительно легальный заработок.
Все узбекские общины устроены примерно одинаково. Всегда есть такой человек, как Сафар, — он за старшего. Как его назвать — старейшина, начальник, уважаемый человек? Точного определения нет, а потому используем штатно-деловое — глава общины, хотя никто его так не называет. Называют исключительно по имени. У Сафара имеются помощники, отвечающие каждый за свое направление. Бывший сотрудник ташкентской милиции следит за безопасностью, разруливает межобщинные конфликты — в частности, в последнее время участились драки с киргизами, которые, по словам узбеков, «какие-то бешеные, чуть что — сразу за ножи хватаются».
Есть помощник по вопросам здравоохранения, отвечающий в случае чего за связь с докторами — как приехавшими в Москву из Узбекистана, так и местными. Еще один помощник рулит финансами — помогает отправлять денежные переводы, оценивает, куда можно вложить деньги, на чем заработать. У узбеков действует своя касса взаимопомощи: надо человеку денег — родственника похоронить, дочку выдать замуж, — ему дают под божеские проценты.
«Мы действительно живем как одна большая семья, — рассказывает Сафар. — Ссоримся, миримся, деремся даже иногда, кого-то изгоняем, чтобы не позорил остальных. Недавно я лично избил одного земляка, который привез марихуану, и даже не для продажи, а так — угостить друзей. Место изгнанного быстро занимает другой «очередник» . Действительно, среди узбеков существует живая очередь на приезд в Москву, которая ничего общего с официальными миграционными квотами не имеет. Кто хочет уехать из Узбекистана, связывается со мной, я договариваюсь с ДЭЗами, ищу работу, потом перезваниваю и говорю — пусть приезжают три человека. Здесь я их по своим каналам оформляю, и вперед — пусть работают. Сейчас особенно люди нужны, потому что мы новый бизнес осваиваем — ремонт квартир».
По сути Сафар — теневой посол своей страны в Москве, олицетворяющий власть единоличную и самодостаточную, который решает наиважнейшие вопросы. Понятное дело, он уверяет, что никто из его людей
Спрашиваем его, для чего вообще нужно объединяться в общину, не проще ли и удобнее выживать поодиночке? Он ненадолго задумывается:
«Так проще выживать и легче общаться с властями — с главой той или иной управы, его заместителями. Есть, например, серьезная проблема: работодатели заинтересованы, чтобы приезжий всегда чувствовал себя нарушителем миграционного законодательства. Нарушителя в любой момент можно выдворить из России, не заплатив за работу. Для этой цели в долю берут работников ФМС, отстегивают им сотни тысяч рублей, а прикарманивают миллионы. Договариваемся, чтобы наших людей не трогали. Кому сколько идет — не спрашивайте, все равно не скажу».
Жизнь в общине идет, как и везде, своим чередом. Постепенно она обрастает своим «маленьким Узбекистаном» в виде ресторанов национальной кухни, палаток на рынках с привезенными с родины товарами и мелких ремесленных лавок. В общине неуклонно соблюдаются все национальные традиции, но с поправкой на московские реалии. Есть своя молельная комната, есть мулла — земляк Сафара из Термеза. Как-то во время молитвы в помещение ворвались люди в масках — полиция проводила антитеррористическое мероприятие. Разобрались, конечно, но выломанную дверь прихожанам пришлось восстанавливать на свои деньги. Люди рождаются, женятся, отправляются на небеса к Аллаху. Как объясняет Сафар, умерших стараются отправлять на родину, и, как правило, власти идут навстречу, не особенно интересуясь, легально или нелегально находился здесь человек. Но умирают редко — все же люди оценивают свои силы, когда отправляются на заработки в чужие края.
Случаются и свадьбы, празднуемые, однако, без особого размаха. Нередки случаи, когда одна семья у человека находится в Узбекистане, а другая в Москве — и ничего, живут на расстоянии в мире и согласии. Женщины общины, как правило, заняты тем, что убирают подъезды жилых домов, работают официантками и продавцами. Заодно ведут хозяйство. Это либо юные девушки, за которыми следят их отцы или старшие братья, либо женщины в возрасте за пятьдесят, которых в Москву привели с собой сыновья или внуки.
Несмотря на то что Сафар оправдывает нахождение своих земляков в Москве исключительно погоней за длинным рублем, он, конечно же, лукавит. Если есть возможность, узбек всегда готов осесть в столице. Взять хотя бы его. Женившись на женщине с московской пропиской, он тут же подал документы на оформление российского гражданства. Не зря же еще во времена СССР существовала такая шутка: любовь к родине измеряется расстоянием — чем оно больше, тем любовь сильнее. Можно совершенно точно утверждать, что любой мигрант мечтает пустить корни в Москве — хотя бы с позиций достатка. Сафар признался, что среди его знакомых есть специальные люди, которые помогают желающим с оформлением российского гражданства. Разумеется, за кругленькую сумму. Это раньше Ташкент был городом хлебным, теперь весь хлеб — в Москве, и желающих откусить от этого каравая с каждым днем становится все больше.