Итоги № 46 (2011)
Шрифт:
— Изолироваться нельзя. Мы открытая экономика, мы зависим от мировых рынков, и, если постараемся изолироваться, будет только хуже. При этом, конечно, некоторые элементы деглобализации были бы уместны. Ведь наша модель роста была основана на том, что у нас плохо работал механизм превращения внутренних сбережений во внутренние инвестиции. Такая модель создает избыточную зависимость и слишком прямо транслирует любое чихание мировых рынков на нашу ситуацию. Сейчас мы немножко сдвинулись с той точки. Национальные сбережения, национальные инвестиции — вот магистральная дорога. Это первое.
Второе. Никого не надо бросаться спасать: спасать — значит принять на себя чужой риск. Это неразумное
Но это их проблемы. Они должны суметь научиться договариваться. Собственно, есть единая Европа или ее нет? Я считаю, что есть, и она способна решать свои проблемы.
— То есть испанская тема вам не близка?
— Не близка. Конечно, правительство вправе вкладывать свои резервы в любые активы. И мы как агент добросовестно исполним все, что надо. Но брать испанский долг на свой баланс, думаю, мы не станем. Мы должны быть в другом солидарны: совместно с европейскими агентствами, центральными банками, регуляторами, фискальными органами разрабатывать набор надзорных мер, обмениваться информацией. Вот здесь солидарность должна быть полная. А принятие рисков совсем не обязательно.
— Как вы считаете, с отставкой Алексея Кудрина, министра достаточно жесткого, Минфин ослабит бюджетную оборону? Все-таки выборы требуют жертв. Если да, то готов ли Центральный банк стать на страже финансового либерализма?
— Фундаментально жесткость должна быть именно в фискальной системе. Центробанк обладает механизмом тонкой настройки, а фискальная система — нет. И когда она консервативная, это правильно: надо исходить из того, что могут возникнуть проблемы с доходами и их придется решать. Центробанк всегда может предоставить ликвидность бизнесу — на какое-то время. Мы это делаем дискретно, коротко, точечно, гибко. Но всегда с возвратом. У нас гораздо больше гибкости. У Минфина свой инструментарий. Они принимают обязательства. Вот сейчас у нас раздут бюджет. Но беда не только в том, что он большой, а в том, что он трудно сокращаемый: в нем велик удельный вес социальных обязательств. Если бы там были инвестпроекты, таких больших проблем не было бы. А когда там пенсионеры, бюджетники, ничего с этим не сделаешь. Вот в чем принципиальная недопустимость мягкой фискальной политики. Поэтому ни в коем случае этот запас прочности, который, кстати, был не такой уж и большой, но все-таки был, нельзя растранжирить. Его нельзя будет компенсировать другими механизмами. Нельзя, не удастся.
— И как выходить из ситуации?
— Сейчас нет непосредственной задачи сокращать расходы. Но не надо их хотя бы увеличивать. Не следует принимать новые обязательства и программы. Хотя, с моей точки зрения, есть такие расходы, которые я бы существенно сократил — например, объем межрегионального перераспределения. Подобная уравнительность убивает в регионах стимулы к развитию. То же самое в отношении военных расходов: их темпы роста и темпы роста расходов на образование и здравоохранение расходятся с тенденциями всех стран — и развитых, например Америки, и развивающихся, таких как Индия, Китай. Это неправильно, но что есть, то есть. В будущем хотя бы увеличивать не надо. И тогда экономический рост позволит постепенно снять эту избыточную остроту
И про всякие там «догнать Португалию» надо забыть. И никогда ни за кем не бегать. С самого начала это создавало риски: в угоду статистической благополучной отчетности рисковать здоровьем финансовой системы. Нужно спокойно, последовательно работать и улучшать инвестиционный климат, держать прочность финансовой конструкции.
— Главное событие года — это, бесспорно, история с Банком Москвы. Нужны ли в принципе такие кредитные учреждения, которые аккумулируют огромные бюджетные средства огромного мегаполиса или региона? Банк, который, случись что, необходимо не банкротить, а именно спасать.
— В этом вопросе есть конкретика, а есть общее. Конкретика такова: конечно, нельзя завязывать регион на один банк. Это понятно. Но в данном случае проблема не банковская. Москва эти два десятилетия жила по своим законам: государство в государстве, где была своя приватизация, своя система арендных отношений, отношений банковских. И то, что произошло с Банком Москвы, — следствие особого положения банка и его топ-менеджера. На фоне вседозволенности чистой воды мошенничество процветало.
— Надзорная политика Центрального банка теперь претерпит изменения?
— Есть вещи, которых мы добивались в течение долгих лет и которых теперь, надеюсь, сможем добиться. В частности, принятие системы мотивированных суждений, отстранение негодного менеджмента на основании наших решений. Нам не нужно дожидаться, пока заведут уголовное дело. Тогда уже поздно будет — только убытки считай. Мы должны сами иметь право отстранять таких менеджеров.
И еще. Мы сейчас совершенствуем то, что называется вторым контуром надзора, то есть когда мы не просто выходим на инспекционные проверки, смотрим бумаги, отчеты, балансы, но когда в банках постоянно присутствуют инспектора, сидят на заседаниях кредитного комитета, правления. Вот это, я считаю, важно. Потому что у Банка Москвы отчетность была замечательная, а дела делались совсем иного свойства.
— Как в целом оцениваете прошедший банковский год?
— Стабильный — вряд ли. Но и нестабильности настоящей тоже нет. Год, о котором можно сказать: прожили — и слава богу.
Наталья Калашникова
Слова и дела / Политика и экономика / В России
Чуть более года назад Сергей Собянин был утвержден в должности мэра Москвы. Срок явно недостаточный для далеко идущих выводов, но вполне подходящий, чтобы оценить первые результаты работы и ответить хотя бы на часть вопросов, накопившихся к градоначальнику у горожан…