Итоги № 53 (2011)
Шрифт:
Error while converting HTML content. URL :java.lang.IllegalArgumentException: String is not valid
Я состою в замечательной институции — Совете по развитию гражданского общества и правам человека при президенте. Мы делали заявления по делу Ходорковского, по трагедии Магнитского, провели слушания по итогам выборов. Работа вроде бы кипит, и очень полезная. Но я почти не вижу личностей такой мощи, которые бы безоговорочно признавались нацией. Не в совете, а в элитах в целом. Нет и среди «мастеров культуры» людей калибра академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, который написал президенту Ельцину частное письмо: «Останки Николая Второго и его семьи, на мой взгляд, надо захоронить». И Борис Николаевич послушался...
Нет человека, который мог бы обратиться — к народу, стране, к общественным ожиданиям — и сказать: «Пора нам всем меняться». Власть в России меняли всегда либо группы политических заговорщиков, либо абсолютное меньшинство граждан. Обе революции — 1917 и 1991 годов — это один процент населения, не больше. Сегодня в России нет человека, который является властителем дум даже для этого пресловутого одного процента. Давайте задумаемся: а зачем государству, гигантской российской империи, какой-то там представитель свободных профессий, не важно, великий это художник или всего лишь паяц?! Ан нет, актер, режиссер — важный и престижнейший член общества, который по знаменитой античной формуле «хлеба и зрелищ» отвечает именно за зрелища. Поэтому я не вижу ничего дурного в том, что актеры, режиссеры, художники идут в политику. Конечно, выдающиеся авторитеты, талантливые и в искусстве, и в политике, — такие как Вацлав Гавел или Анджей Вайда — встречаются нечасто. Но именно они выполняли функцию бесспорных лидеров. Как было с Гавелом? Народ ожидал от него быть на шаг впереди, и он выполнил эту миссию — соединил свой колоссальный репутационный капитал с политическим. Теперь ему благодарны как чехи, так и словаки, ему признательно европейское сознание в целом.
Творческая элита — это стратегический ресурс любой власти. И не важно, как сама она к этой власти относится. Для Кремля Акунин или Парфенов в определенном смысле не менее значимы, чем Говорухин, Машков и Федор Бондарчук. И те и другие выполняют важную функцию: они, каждый по своему, продвигают проекты власти — всегда идеологические по сути своей — в умы массовой аудитории. Кто-то через их поддержку, кто-то — через оппонирование. На мой взгляд, деятели культуры ничуть не менее социально значимы, чем юристы или экономисты.
И это вовсе не сиюминутный тренд. Вспомним средневековую европейскую традицию присутствия шутов и паяцев, открывающих глаза монархам на несправедливость их деяний. А у нас, на Руси, это непременные юродивые подле государева трона. И шут, и юродивый — легальные нарушители конвенций. Им можно произнести то, чего другим нельзя. Они умной власти необходимы, потому что любой правитель всегда нуждается в ином мнении, контрастной интерпретации. Это спасает его от ошибок. Вот поэтому неравнодушие деятелей культуры позволяет политикам задействовать, говоря современным языком, мощные дополнительные пиар-активы. Обладатели этих ресурсов — всегда кумиры толпы, от Гольбейна и Рубенса до Михалкова и Гергиева — поддерживают трон.
Власть, повторю, кровно заинтересована в том типе капитала, которым владеют эти сверхпопулярные герои общественных мифов — актеры, художники, писатели, режиссеры. Уверен: они всегда чувствовали себя равными по значимости с политическими деятелями. По природе своей признанный художник помещает себя в центр вселенной, забывая о том, что рядом с ним есть другие. И, естественно, соотносит себя с людьми большой политики. Не случайно у нас ведь только один Путин и только один Михалков. Так что по внутреннему самоощущению политик и художник — близнецы-братья по отношению к истории, времени.
Могут ли нынешние персоны из мира искусства считаться совестью нации или времена уже не те? Могли бы в идеале. Но для этого у нации должны быть очень значимые основания для консолидации. Драма современного российского общества не столько
Даниил Дондурей
культуролог
Многоборец / Общество и наука / Спецпроект
Заключительную часть беседы мы записывали в особняке Прохорова в подмосковном Сколкове. Из предметов, по которым можно было бы идентифицировать хозяина, в глаза бросилась гигантская кроссовка с автографами баскетболистов ЦСКА образца 2008 года. (Клубом, напомним, в тот момент владел наш герой.) И более ничего с признаками печати личности. Я даже не удержался от вопроса: «Это дом приемов или живете тут?» Прохоров искренне удивился: «Конечно, живу». Похоже, для него и вправду не имеет значения, какие картины висят на стенах и что за диваны стоят в гостиных. Вот расположенный на цокольном этаже тренажерный зал должен быть оборудован по последним стандартам, и кухня обязана соответствовать хозяйским представлениям о прекрасном…
— Когда мы говорили о джинсовом кооперативе, с которого, собственно, и начинался ваш путь в большой бизнес, я о главном не спросил: вы-то сами, Михаил, продукцию «Регины» носили?
— Не вылезал! В магазинах джинсы моего размера было не достать, а тут шили и «варили» из дико дорогого тогда индийского материала в полном соответствии с пожеланиями клиента… Хотя из-за одежды я и прежде особо не парился. Немодно, нестильно — абсолютно наплевать. Так с детства пошло. Пока папа работал в Спорткомитете, привозил кое-какую обновку из загранкомандировок. Потом, правда, это перестало быть актуальным. К десятому классу я вымахал под два метра, нога вытянулась до 47-го размера, который и на Западе не являлся самым ходовым... Вот папа любил красиво одеться. Он ведь родом из деревни, из семьи раскулаченных. Для него было важно, как человек выглядит. А я запросто мог прийти в институт в трениках с растянутыми коленями-пузырями и вязаном свитере. Мне вежливо делали замечания, дескать, не комильфо… У нас публика старалась в пиджаках и галстуках щеголять — все-таки будущие финансисты-международники… Для меня деловые костюмы — атрибут, униформа, не более. Сам не выбираю, заказываю портному, он и шьет на мою нестандартную фигуру. Кроме спорта люблю еду, вот это чистая правда. Дома у меня два повара. Можно сказать, я обжора, ем помногу. С другой стороны, дело не в изысках. Любимая еда детства — российский сыр с колбаской типа сервелат. Возвращаюсь с работы среди ночи, иду на кухню, ставлю чайник, достаю из холодильника продукты, сам делаю бутербродики и кайфую… Отварная курица нравится с младых лет, обожаю сладкое, а вообще предпочитаю русскую и грузинскую кухню.