Итоги № 8 (2014)
Шрифт:
— У вас, Сан Саныч, есть версии, почему спортивная борьба вдруг показалась чиновникам лишней?
— Наш вид спорта имеет свое историческое место в программе летних Игр, в этом никто не сомневается. Однако чехарда с правилами и желание понравиться всем сразу привели к сегодняшней ситуации. Мы сами создали предпосылки для такого решения, когда начали коверкать регламент ведения схватки, менять его чуть ли не каждый год. Разве не странно, что люди, много лет участвующие в крупных соревнованиях, сейчас спрашивают друг друга: «За что дали тот балл? А этот?» Кроме ковра и трико, от борьбы сегодня не осталось ничего. И слухи об исключении нашего вида спорта из олимпийской программы муссируются давно, просто впервые ситуация зашла так далеко.
—
— Знаете, это поражения случаются неожиданно, а вот к победам нужно готовиться заранее. В основе любого успеха лежит большой, тяжелый труд. Сейчас нам нужно сделать все возможное, чтобы найти взаимопонимание с МОК. Если мы включимся в работу сообща, почти наверняка сможем что-то изменить. Вопрос только в том, чтобы объединиться вокруг любимого дела. Международная федерация должна быть монолитной, в ней все нужно решать общими усилиями. Ну и, конечно, требуется лидер — тот, кто поведет за собой или хотя бы будет знать направление движения.
— На Александра Карелина в этом смысле возлагаются особые надежды, так же, как и раньше — на ковре. Вас вообще в очень молодом возрасте вознесли на пьедестал, сделав, по сути, человеком-памятником. Тяжело все время быть в бронзе?
— Лично я предпочитаю быть в золоте. Всегда считал, что лучше первого места может быть только еще одно первое место... Вообще же мне не очень нравится тот пятистопный ямб, которым вы начали меня воспевать. Да и не возводили меня на пьедестал, мне самому посчастливилось на него взобраться. Все было намного проще: я пришел в зал, где работал и продолжает работать до сих пор Виктор Михайлович Кузнецов. Не так давно, кстати, исполнилось 50 лет его тренерской деятельности. Со временем я смог пробиться в сборную Новосибирской области, которая в 1986-м выиграла Спартакиаду народов РСФСР. Из нее попал в российскую сборную, а потом — и в сборную Советского Союза, лучшую команду мира. Мне просто повезло, вот и все.
— Слышал, в детстве вы были рыхлым мальчиком, не могли ни разу подтянуться. Неужели это правда?
— Я был крупным, но недостаточно сильным, чтобы поднимать свой вес на перекладине. В силу габаритов заметно выделялся в толпе сверстников. А если принять во внимание еще мое обостренное чувство справедливости... В общем, доставалось мне порой прилично. Но борьбой я занялся не для того, чтобы наказать обидчиков. Просто захотелось стать сильным, чтобы не только преодолевать собственную неуверенность и лень, но еще и соперникам на ковре противостоять.
Знакомство с борьбой произошло в моей родной новосибирской школе № 19. Тренер Кузнецов пришел к нам в поисках новых учеников и пригласил в зал всех. В буквальном смысле: сколько ребят стояло в коридоре, столько и позвал. Это вообще его политика — искать людей, которых можно влюбить в свой вид спорта, рассказывать о его поэтике и философии. Хотя понятно, что основная масса отсеялась довольно быстро. Восемьдесят процентов бросают занятия в течение первого же месяца. Но я остался и именно ему обязан всеми своими спортивными успехами и еще своему папеньке Александру Ивановичу. Тот любил повторять: такому крупному парню, как ты, негоже пребывать в состоянии праздности. Мужчина все время должен быть чем-то занят. И постоянно побуждал меня к деятельности — будь то зарядка или прогулка с нашими собаками. Отец приучал меня к дисциплине: по его мнению, лучше всего она прививалась в кружках и секциях. Потому папа поддерживал все мои спортивные начинания вне зависимости от того, чем я собирался заниматься — тяжелой атлетикой, баскетболом или боксом.
— Ваши победы на ковре описаны очень подробно. О том, что стояло за ними, известно гораздо меньше. Правда ли, что поражение, грозившее вам в финале сеульской Олимпиады-1988, могло стоить главному тренеру сборной СССР Геннадию Сапунову партбилета?
— Не думаю, скорее это попытка демонизировать наше прошлое. Геннадий Андреевич являлся главным
— Другая история связана с врачом сборной Валерием Охапкиным. Каким образом перед самой Олимпиадой-1996 в Атланте он сумел за считаные недели вылечить вас от тяжелейшей травмы?
— За несколько месяцев до поездки в Атланту я выступал на чемпионате Европы в Венгрии и порвал там грудную мышцу. Образовалась гематома в полтора килограмма. Именно Охапкин как главный врач команды должен был решить, где меня оперировать: в Центральном госпитале Будапешта или дома, в России. Учитывая сложность ситуации, он взвалил на себя огромную ответственность и отдал предпочтение хирургическому вмешательству на месте. Потом, знаю, ему пришлось выслушать огромное количество упреков, потратить массу нервов из-за этого. Валерий Сергеевич нянчился со мной, как с младенцем: рука у меня не поднималась, не отходила даже на десять сантиметров от тела. Сложно было убедить себя, что ей можно просто ворочать. Что уж там про выступления на Олимпиаде говорить... Тем более времени оставалось катастрофически мало — всего полтора месяца. С другой стороны, на тот момент я был фактически единственным претендентом на место в сборной в супертяжелой весовой категории. Ребята, которые шли за мной, не очень верили, что смогут пробиться в состав, и в нужный момент оказались не готовы. Надо было защищать честь команды, вопрос об отказе от поездки даже не стоял.
Венгерские врачи после операции сразу сказали: максимум, что тебе гарантируем, — через 9 месяцев сможешь манипулировать вилкой за обеденным столом. Кстати, это тоже удивительные люди. Оперирующий хирург Иштван Беркеш работал с венгерскими борцами, для которых мы были конкурентами. Ему помогал Атилла Павлик, проводивший послеоперационное восстановление. У меня с ними был договор: я пытаюсь поехать на Олимпиаду, они включают в справочник описание моей операции. В итоге вышло то и другое. И первая поздравительная телеграмма, которая пришла в Атланту после моей победы, была именно от венгерских врачей.
— В 2000-м был проигранный американцу Гарднеру финал Олимпиады в Сиднее. Долго он снился вам в кошмарных снах?
— Не могу сказать, что до сих пор просыпаюсь в холодном поту. Хотя по-прежнему отношусь к тому поражению очень сложно. Никак не смирюсь с ним. С Гарднером мы периодически встречаемся, общаемся совершенно нормально. Та победа изменила всю его жизнь: Гарднер стал знаменитостью, олимпийским чемпионом. Что я могу сказать, молодец...
— То поражение, говорят, едва не стоило одному из ваших болельщиков жизни.
— Встреча с ним произошла в аэропорту Домодедово — знаете, это такие записки из дорожного саквояжа... Была нелетная погода, мы репетировали посадку и высадку из самолета. Загрузимся на борт, посидим немного, потом следует команда: «Отбой!» И снова направляемся в зал ожидания. Когда я в очередной раз зашел в автобус, который отвозит пассажиров к самолету, за спиной раздался голос: «Да ты кепку низко не надвигай! Я тебе свой инфаркт уже простил». Гляжу, какой-то мужик стоит. «В смысле?» — интересуюсь. «Когда смотрел финальную схватку, очень болел за тебя, — продолжает он. — Ты проиграл, а меня из-за этого тряхануло до инфаркта». Что мне оставалось? Только извиниться... И я понимаю, что этот человек не одинок. Лучше всех на эту тему высказался один мой близкий друг. «Сашенька, — заметил он, — из известного борца по ходу финальной встречи в Сиднее ты превратился в серьезного драматурга: заставил плакать полстраны».