Иван Берладник. Изгой
Шрифт:
– Не успеем.
Весь стан Владимирки Володаревича был уже на ногах. Теснили со всех сторон, добивая остатки дружины. Кто мог, бежал под защиту городских стен. Но таких было мало.
– Уходим, - Мирон дёрнул повод княжеского коня.
– Как - уже?
– Иван опустил меч.
– Уже! Это конец!
– Нет!
– взъярился Ростиславич.
– Лучше в бою голову сложить!
Но Мирон уже кричал:
– Галич! Галич! Князь!
– Добро же!
– Иван зло бросил меч в ножны.
– Но я ещё ворочусь! Галич мой! Не отдам своего!
Откуда-то вынырнуло ещё
В город не вернулся никто.
Глава 2
Мчались полночи, не бережа коней, опасаясь погони и позорного плена. Холмистые равнины надёжно укрыли беглецов, погоня, если и была, скоро потеряла следы, но остатки отряда долго ещё скакали вдоль берега реки по весеннему льду.
Только когда кони начали спотыкаться и ронять с боков пену, придержали отчаянный бег. Так, в дороге и встретили утро. Яркое праздничное солнце, брызнувшее с чистого неба и высекшее искры из просевших сугробов, казалось насмешкой - на душе Ивана было черным-черно. Он ехал впереди остатков своего отряда, глядя на уши коня, и мысленно прощался со своими мечтами.
А как хотелось въехать в Галич победителем! Привык он уже к восторженным крикам толпы, к важно шествующим боярам, к пышности княжеского дворца. Если бы удалась отчаянная вылазка, если бы смог он достать мечом Владимирку, совсем по-иному сложилась бы его судьба. Ярослав по лествичному праву должен был уступить ему старшинство. А теперь…
За спиной молчали. Только фыркали усталые кони, да время от времени кто-то тихо вздыхал. Иван боялся обернуться, чтобы не встретить осуждающих взглядов. Думал привести дружину к победе, а куда привёл?
Мирон поравнялся с князем. Некоторое время ехали молча, глядя под ноги коням.
Не заметив под снегом кочки, споткнулся вороной Мирона.
– Кони устали, княже, - негромко молвил боярич.
– Вели роздых дать.
Иван с усилием поднял голову. Не желая даже случайно поймать взгляд Мирона, окинул глазом берега реки, заросли ракитника с высокими тополями. Там, где берега пониже, в плавнях можно встретить кабанов и другого зверя. Бог весть, чьи это угодья. А, всё едино… И Иван первым свернул к группе раскидистых чёрных тополей. Спешился под деревьями, прошёл по проталине, пачкая сафьян сапог в первой, ещё не растаявшей, грязи. Справа и слева спешивались всадники, рассёдлывали коней и разбредались между деревьями, выискивая валежник.
– Больно-то не старайтесь, - буркнул Иван, по-прежнему ни на кого не глядя.
– Не ровен час…
Но коням требовался роздых - иные вовсе еле стояли на ногах, загнанные. И это были ещё лучшие кони - всадники
Скоро под деревьями запалили костерки, и уцелевшие воины сгрудились возле них. Все молчали, выжидательно посматривая на князя, Иван Ростиславич чувствовал на себе взгляды. Он стоял в стороне, почти над самой рекой и смотрел вдаль, откуда они только что пришли. Там, за холмами, лесами и реками лежал Галич, а ещё дальше - Звенигород. Как хотелось вернуться назад! Но дорога к дому лежала через полки Владимирки Володаревича. Он ни за что не позволит сыновцу вернуться. Не даст не только Звенигорода, но и самого малого городца на рубеже Угорского хребта.
Заскрипев снегом, подошёл Мирон.
– Куда велишь путь держать, княже?
– Куда?
– Иван оглянулся на боярича.
– Нет для нас земли в Червонной Руси! Владимирко Володарич меня и близко ни к одному городу не подпустит!
– Русь велика. Авось где земля для нас и сыщется.
– Сыщется, как же! В каждом городе небось свой князь иль княжев наместник сидит. Потерял я свой город, и никто мне не даст иного.
– Великий князь даст, - вдруг молвил Мирон.
– Помнишь, у него распря была со стрыем твоим? Ежели напомнить ему о давней вражде, авось добудет он тебе волости.
– Нет, - подумав, мотнул головой Иван.
– У стрыя с великим князем мир. Он выкуп уплатил, крест ему целовал. Не вступится за меня Киев.
– А ты попытайся, княже. Авось…
– Никшни, - повысил голос Иван.
– Ишь чего удумал - князю указывать! Да кто ты таков…
Они уже развернулись друг к другу, расправили плечи двумя задиристыми кочетами, руки почти потянулись к мечам…
Иван опамятовал первым. Помотал головой, словно прогоняя дурман. Хорош же он князь, ежели свою неудачу на верных ему людях вымещает! Добро уже, что не бросили, что стоят у костров и ждут его слова. Правда, не знает он, что сказать.
В первой же деревне разжились сеном и зерном для коней, людям велели варить похлёбку да забить пару свиней. Староста кланялся, сдёргивая с кудрей шапку, поедал незваных гостей глазами. Деревня, правду сказать, была небогатой - почти половина крыш крыта соломой, свиньи тощие, сено плохое, а зерна - только что до новины дотянуть. Потому Иван не велел много брать - успел решить, что должен вернуться, а каково будет ему княжить там, где его поминают худым словом. Да и не под силу деревне враз прокормить более чем полсотни здоровых мужчин с конями.
Всё же вой повеселели. Зазвучали голоса. Кто-то уже вслух вспоминал родню, кто-то гадал о дальнейшей судьбе. По всему выходило, что надо с галицких земель уходить. Злопамятен и мнителен Владимирко Володаревич - как бы погоню не выслал.
– Куда подадимся, княже?
– осторожно вопрошал Мирон. Он да сын Хотяна Зеремеевича Степан были единственными из боярского сословия - прочие были княжьи и боярские отроки да несколько горожан-простолюдинов.
– А куда подаваться?
– Иван, запрокинув голову, следил за полётом коршуна. Хорошо птице небесной - лети себе и лети, и нет над тобой никакой силы, кроме Бога.