Иван Болотников Кн.2
Шрифт:
Илейка восхищенно ахнул: ай да Иван Исаевич! Сразу берет быка за рога.
Телятевский вспыхнул. Холоп, лапотник, навозное рыло! — кричала уязвленная душа. Но сдержался, не сказал того и лишь уклончиво, глянув на Илейку, молвил:
— Кому и у кого под рукой ходить — повелит царевич Петр Федорыч… воевода.
— К столу, к столу, Иван Исаевич и Андрей Андреевич! О делах опосля.
Телятевский досадливо поморщился: «царевич» назвал его вторым. Ужель так и дале будет?
Вечером Илейка позвал Болотникова в баню.
— Люблю, Иван Исаевич, веником похлестаться. Поди, и тебе охота после дальней дороги потешиться?
— Вестимо,
Баня оказалась на славу. Срублена в одном ярусе с жилыми хоромами, отделяясь от них сенями. В мыленку вели особые «мовные» сени, в них лавки и стол, крытые красным сукном. На лавках — «мовная стряпня»: исподнее, колпаки, простыни, тафтяные опахала. В углу мыленки большая изразцовая печь с каменкой, наполненной круглым серым камнем — «спорником». На полу, под белым покрывалом, свежее пахучее сено с мелко нарубленным можжевельником. По стенам и лавкам — пучки душистых цветов и трав. Двери и окна мыленки обиты красным сукном. В переднем углу — икона Спасителя и Поклонный крест. Посреди мыльни — липовые кади и ушаты, деревянные шайки и медные луженые тазы со щелоком. Баня жарко натоплена.
— Благодать! — срывая исподнее, сладостно простонал Иван Исаевич.
Илейка зачерпнул ковшом из берестяного туеска ячного пива, плеснул на каменку и, окатившись банным квасом, полез на полок. Блаженно закряхтел, заохал, и принялся нахлестывать себя распаренным в горячем щелоке березовым веником.
— У-ух, добро!.. А ну поддай еще, Иван Исаевич!
Болотников поддал, и в бане стало нестерпимо жарко.
А Илейка знай хлещется, знай упоенно покрякивает. Затем наступил черед лезть на полок Ивану Исаевичу. Веник прытко загулял по смуглому литому телу.
— Поддай и ты, царевич!
— Да ты что? Глаза лопнут! — хохотнул Илейка.
— Поддай, дьявол! Поддай!
Вскоре выскочили в сени и повалились на лавки. Передохнули — и вновь на полок. Затем, чистые, красные, разомлевшие, долго сидели в предбаннике. Толковали. Илейка неожиданно молвил:
— Поди, ведаешь, Иван Исаевич: обо мне всякие байки ходят. А как ты думаешь — казак я аль царский корень?
— Вестимо — царевич, — улыбнулся Болотников. — Куды уж мужику-недосилку трижды на полке в лютый пар под лютым веником выстоять. Царе-е-евич!
Илейка ткнул кулаком Болотникова в бок, весело и громко рассмеялся.
— Хитер ты, Иван Исаевич, хитер!.. А теперь кваском да медком тебя потчевать буду.
Квас был из погребка — холодный, ядреный. Добрые были и ставленые меды: вишневый, смородиновый, малиновый…
— Давно таких не пивал. Богато живешь, царевич.
Илейка пристально глянул Болотникову в глаза.
— Никому не поведаю, а перед тобой откроюсь. Да тебя и не проведешь. Угадал ты, не царевич я. Одного мы с тобой, Иван Исаевич, звания — подлого. Был и холопом, и бурлаком, и казаком. Хватил лиха. От бар по горло ярма нахлебался. Ненавижу их, псов! Каждого бы на стене распял. Сколь я их переказнил и еще казнить буду… А вот ты мне люб. Я тебе, Иван Исаевич, готов земно в ноги поклониться. За жизнь твою праведную, за дела богатырские. Народ о тебе песни слагает. Крепко верю, что обрету в тебе содруга верного.
— Спасибо тебе, казак, — тепло проронил Иван Исаевич и стиснул Илейкину руку.
На другой день собрались на совет «царевич» Петр, Болотников, Григорий Шаховской и Андрей
— Надо идти на Серпухов. Побьем Шуйского — и к Москве. Иного пути не вижу, — убежденно высказывал Телятевский.
— Рисково, — возразил Иван Исаевич. — В Серпухове, как доносят лазутчики, стотысячное войско. У нас вдвое меньше. Сеча будет не из легких, не одну тыщу ратников потеряем. А сколь их уже пало! Хлебопашцев, городских ремесленников! Поберечь надо трудников. Победу можно и не столь тяжелой ценой добыть. Надо обойти главные силы царя. На Москву разумнее идти через Каширу и Коломну, войск там не так уж и много. Одолеем! Москва же осталась без рати. Все полки ушли в Серпухов. Взять ныне Москву будет куда проще. Так что в обход Серпухова, воеводы!
— А царское войско дремать будет? — усмехнулся Григорий Шаховской. — Он был на стороне Телятевского. — Да оно тотчас Москву осадит.
— Пусть осадит. Москву Шубнику не отдадим! — веско молвил Болотников. — С нами будут все москвитяне. Трудникам нужен новый царь. Праведный царь, дабы народ боле в оковах не жил. И войско наше возрастет десятикратно. Стоит нам овладеть столицей, как к Москве со всей Руси хлынут повстанцы. Шубник окажется меж двух огней. Ему не устоять. Да, мнится, и сечи не будет, коль в Москве утвердимся. Разбежится царево войско, как не раз уже разбегалось.
Но Телятевский был непреклонен: надо прежде всего разбить серпуховскую рать, всякие обходные пути к победе не приведут.
Поднялся Илейка.
— Иван Исаевич прав. Ныне идти на Серпухов рисково. А рисковать нам никак нельзя. Обойдем Серпухов. Веди на Каширу рать, Большой воевода! — молвил твердо, выделив последние слова.
У Телятевского задергалось веко. Шаховской глянул на своего друга и похолодел. Сейчас князь сорвется: «царевич» не только не принял его плана, но и не поставил в челе войска. Придется именитому князю идти под рукой своего же холопа. Непременно сорвется! В гневе же Андрей Андреевич страшен, может и «царевича» против себя настроить. А это опасно. Упреждая Телятевского, успокоительно молвил:
— Царевичу видней, Андрей Андреич. Пожалуй, и впрямь толковей идти на Каширу. Войско там махонькое, враз и осилим. А затем и Москву возьмем… Давайте-ка выпьем за удачливый поход.
Телятевский молчаливо и хмуро осушил чару.
В тот же день Илейка казнил дворян, взятых в плен на Пчельне. Казнил в кремле у Губной избы.
— Поглядим, воеводы, как изменники моего дяди-государя будут под саблями стоять.
Дворян казнили на высоком и просторном помосте — вводили сразу по четыре человека и отсекали головы.
— У меня этих псов боле пяти тыщ накопилось. Никого не пощажу, — сурово произнес Илейка.
Дворяне кричали:
— Вор, гнусный Самозванец! Не долго и тебе ходить по белу свету. Царь Василий на кол тебя посадит. Вор!
Пуще всех драл горло дебелый сивобородый дворянин с отсеченной по локоть рукой.
Илейка кивнул Митьке Астраханцу:
— Подведи ко мне этого краснобая.
Подвели. Илейка схватил дворянина за бороду.
— Шумишь, пес недобитый! Запомни, ублюдок, перед смертью запомни и на том свете скажи, что пал ты, сволота барская, от руки сына царя Федора — Петра Федорыча. И еще скажи, гад ползучий, что скоро тесно будет на том свете от сволочей дворян, коих мои люди тыщами посекут.