Иван-Царевич и С.Волк
Шрифт:
– А вот и поле! Вы пришли!
То, что Иванушка издалека принял за новомодную стеллиандрскую штучку – стадион – экспортированную на гаттерийскую землю, при ближайшем рассмотрении оказалось заросшим бурьяном обширным пустырем, со всех сторон окруженным каменными трибунами для зрителей. Искатели златошерстного счастья наводняли раньше Гаттерию в таких количествах, что после пары инцидентов, когда медные быки потоптали заодно с пришельцам и половину зрителей, правивший тогда царь приказал сколотить трибуны из дерева, а затем, после
Апидром – как гордо назвал один из предшественников Ксенофоба получившееся сооружение – был полон.
При появлении иноземцев размеренный гул тысяч голосов превратился в рев.
Стража древками копий преградила дорогу стеллиандрам, предоставив Иванушке почетное право в одиночку шагнуть на роковое поле.
Ворота за его спиной захлопнулись.
Публика взвыла.
Сердце Ивана екнуло. Он стиснул зубы и сурово попытался убедить себя с целью моральной поддержки в том, что это дружелюбно настроенные зрители приветствуют его, а не толпа иностранных кровожадных маньяков жаждет увидеть его тело распростертым в пыли этого ристалища, распластанным в луже собственной крови, растоптанным бездушным медным зверем с горящими безумными глазами, раздавленным в лепешку...
Хм-м...
Сказать, что первая моральная помощь была им себе оказана, значит покривить душой.
Позади хохотнул Ксенофоб.
А что молвил бы сейчас Сергий?..
– Я не понял, царь, а где скотина-то? – недоуменно повел плечом Иванушка. – Я что – целый день тут торчать теперь буду?
Восхищенные взоры стеллиандров буравили ему затылок.
Царь заерзал.
– Где быки? – раздраженно спросил он у разряженного гаттерийца – наверное, начальника апидрома.
– Должны были быть здесь пять минут назад, ваше величество... – скукожился под его тяжелым взглядом здоровяк.
– Иди и проверь, несчастный.
– Будет сделано, ваше величество! – железные ворота снова распахнулись, и придворный, придерживая обеими руками болтающийся у бедра меч, резво потрусил к таким же воротам на противоположной стороне поля.
Но не успел он пробежать и половины, как с верхних рядов трибун раздались крики, тут же подхваченные нижними:
– Ведут! Ведут!
Обратный путь начальник апидрома проделал со скоростью, достойной мирового рекорда.
– Вон они! Вон там! – не унимались верхние ряды, и за ними вторили низы:
– Там! Там!
– Уже близко! Близко! Близко...
Верхних внезапно охватило необъяснимое молчание, как инфлюэнца через пару минут распространившееся и на первые ряды.
Над апидромом повисла неловкая тишина.
– Что случилось? – грозно нахмурился Ксенофоб. – Где быки?
– Ведут... – растеряно развел руками начальник апидрома.
– Смотри! – охнул у Ивана за спиной кто-то из стеллиандров.
Ворота
Они стояли на месте и нерешительно покачивались из стороны в сторону. Тонкие струйки пара поднимались из их покрывшихся копотью ноздрей, а пресловутые безумные глаза вместо огненных были цвета догорающих углей.
Бросятся?.. Не бросятся?.. Растопчут?.. Не растопчут?..
Сработало?.. Не сработало?.. Смогу?.. Не смогу?.. Бросятся?..
Не бросятся.
Остатки ромашки выпали из холодных пальцев Ивана, и с отчаянной улыбкой на лице он сделал первый решительный шаг в сторону медной смерти.
Иванушка и не предполагал, что самым трудным во всей этой задаче будет не дать быкам упасть до того, как они закончат хотя бы один ряд.
Под гробовое молчание зрителей покидал он апидром через два часа, и единственная корявая борозда пьяной змеей пересекала вековую целину пустыря с севера на северо-восток.
Перед трибуной для знати грудой металлолома лежали, слабо дыша, медные чудовища.
Измученный, но чрезвычайно довольный собой Иван проделал весь путь до дворца Ксенофоба вальяжно развалившись на руках вопящих от восторга и обманутых ожиданий стеллиандров.
Ночная уловка удалась.
Сырые дрова не пошли скотине из цветмета впрок.
Королевич Елисей мог бы гордиться им. И даже отрок Сергий, скорее всего, сказал бы, наверняка, что-нибудь хорошее...
Праздничное настроение космонавтов не проходило долго. До обеда. Пока злобствующий правитель Гаттерии не пригласил их на вторую аудиенцию.
Зал, как и в прошлый раз, был набит до отказа любопытствующими придворными, знатными горожанами, стражниками и просто разношерстым уличным людом, смогшим просочиться через кордоны охраны.
Уже с нескрываемой неприязнью Ксенофоб окинул стеллиандров медленным взглядом и заявил:
– Хоть моя дочь и говорит, что никакого колдовства, кроме нашего, тут не было, я думаю по-другому. За несколько веков такого не было ни разу! Чтобы наши быки не смогли справиться!
– А раньше вы на них пахали? – заботливо поинтересовался Иван. – Может, это они просто от непривычного им труда...
Монстера остановила на нем свой бархатный взгляд.
Царевич потерял дар речи.
Но зато его вновь обрел царь.
– Ты издеваешься надо мной!? – взревел он. – За несколько веков не было еще ни разу, чтобы они не разнесли в клочья всякого, кто посягнет на нашу святыню! Всех! На клочки! На кусочки!..
– Ваше величество, – принцесса положила ему на плечо свою тонкую смуглую руку и быстро зашептала что-то.
– Жулики! Мошенники! Колдуны!.. – не унимался Ксенофоб.
– Чево-о?!
– Мы не позволим...
– Самозванцы!
– Ваше величество...
– То, что стеллиандры в честном поединке...