Иван да Маруся. Сказка
Шрифт:
– А может, ты уже глаз на какую дочку боярскую положил? – царица Марья снова похлопала мужа по локоточку, ибо у него брови уже в единую линию на лице сошлись.
– Еще не хватало! – все же высказался царь, однако более ничего не добавил. И родители внимательно посмотрели на сына.
– Ни на кого я глаз не положил, – пожал плечами тот. – Мне конкретно эта Шишанида поперек горла стоит.
Его вновь передернуло от воспоминаний.
Царица подошла к буфету и налила в три кубка янтарной жидкости, хранившейся в кабинете царя на случай взвинченных нервов.
– Значит так, – постановил царь Кащей, ставя опустевший кубок на стол. – К лету должен жениться. Мы тебе Шишаниду подобрали, взвесив все достоинства и недостатки данного союза. Найдешь себе невесту с тем же списком позитивных качеств – примем и ее. Срок тебе – три месяца. Список выдам. Изволь изучить.
– А свои пункты могу добавить? – живо спросил царевич.
– Сам добавлю, – фыркнул Кащей.
Супруга подала ему летопись, которую столь внимательно недавно читала. Царь обмакнул перо в чернила и вывел внизу свитка, громко диктуя себе по слогам:
– «Кра-са-ви-ца»… Конечно, важное качество для жены, – пробормотал он себе под нос. – Забирай, изучай и катись на все четыре стороны, сынок. Можешь стрелу в болото пустить, можешь сонную красавицу разбудить – но в день летнего солнцестояния чтоб с невестой передо мной стоял! Или женишься на Шишаниде! Я все сказал!
Кащей с треском свернул свиток в рулон и вручил сыну. Иван-царевич с почтительным поклоном принял список.
– Разрешите удалиться, папенька? – снова щелкнул он каблуками. – Не терпится поиски начать.
– Шагай-шагай, – пробурчал Кащей. Марья опять успокаивающе похлопала его по плечу. – И хватит меня успокаивать! Все равно ведь по-твоему сделал, жена!
Царица выразительно повела сыну бровями и подмигнула ему. Иван-царевич чуть заметно улыбнулся матери. Кащей сделал вид, что ничего не заметил. А вечером того же дня Марья привела в действие давно вынашиваемый план…
После столь эмоциональной сцены в родительском кабинете Иван-царевич устремился в свои покои для успокоения – как старшему сыну царя, ему было выделено большое помещение, хотя обставил его юноша сообразно со своими минималистическими вкусами: печь, украшенная заморскими изразцами, деревянный стул без изысков да сундук, обитый железом. На печи Иван спал, за столом писал, в сундуке хранил вещи.
Вернувшись с аудиенции, царевич первым делом развернул полученный от родительницы свиток. Он действительно был исписан знакомым каллиграфическим почерком царицы Марьи и представлял собой длинный список с комментариями царя Кащея. Иван-царевич развернул рулон, поставил на края подсвечник и чернильницу, чтобы не сворачивались края, и приступил к чтению, комментируя вполголоса в пустоту покоев:
– «Богатая». Куда ж без этого! «Приданое землями, лучше западными, там оборона послабже». Явно, папенька добавил… «Скромная, хозяйственная, без родни». Маменькина
После всех пунктов списка были написаны имена предполагаемых невест. И рядом с каждым именем стояли галочки – где-то больше, где-то меньше их было. И самое большое количество баллов набрала не к ночи будь помянута Шишанида. Иван-царевич поморщился. Пусть он и выторговал себе отсрочку, но это лишь временно. К лету папенька настоит на своем. И нужно предоставить ему достойную альтернативу Шишаниде Шишковне, иначе и впрямь придется жениться на той…
Иван-царевич задумчиво свернул свиток. Неужели не найдется на всем белом свете девицы, рядом с чьим именем встанет в ряд большее, чем у Шишаниды, количество галочек? Что ж, у него было три месяца, чтобы найти такую.
***
На следующее утро в другом семействе царило оживление. Вдовствующая боярыня Афанасьева была разбужена в неурочный час срочной депешей из царского терема, содержание которой мало того, что прогнало сон с ее чела, но и заставило с оптимистичными криками ворваться в светлицу своих дочерей. Громкими фразами она приступила к выражению своего неуемного восторга и упоения, мешая юным девицам досматривать сладкий утренний сон.
– Марфушенька! Матрёшенька! Радость-то какая! Девоньки! Просыпайтесь! Дел по горло!
Из-под одного цветастого одеяла высунулась босая нога и недовольно пошевелила пальчиками. Не менее пестрое одеяло было натянуто на голову второй барышни, издающую недовольные звуки.
– Вы послушайте, послушайте! – не унималась боярыня Афанасьева. – Проснитесь, говорю!
И она бесцеремонно сдернула с дочерей одеяла.
– Ну мама! – недовольно пошарила вокруг себя Марфушенька, не открывая глаз.
– Ну мама! – в унисон сестре промямлила Матрёшенька, тоже вслепую пытаясь укутать ноги подолом ночной рубахи.
Услышав реакции дочерей и сочтя их достаточно вразумительными, боярыня Афанасьева перешла к источнику своей бурной радости.
– Сегодня получено письмо! – известила она.
– Угу, – ответила Марфушенька, зевнув.
– Ага, – аналогично отреагировала Матрёшенька.
– Из царского терема, – дрожащим от счастья голосом добавила их маменька.
– Ого, – сестрицы ответили хором, но без энтузиазма и по-прежнему не открывая глаз.
– Просыпайтесь же! Девочки! Это же радость! – боярыня Афанасьева потормошила каждую дочку.
– Надо думать, – пробурчала Марфушенька.
– Из самого царя, – вяло добавила Матрёшенька.
И тут обе в испуге подскочили на своих перинах: выведенная из себя мать в гневе хлопнула крышкой сундука, что прозвучало не хуже пушечного выстрела. Одинаково хлопая глазами, сестрицы уставились на источник шума, а потом перевели полупроснувшиеся взоры на боярыню.
– Ну наконец, – удовлетворенно сказала она. – Слушайте!
Девицы переглянулись, но потом послушно склонили головы к правому плечу, демонстрируя внимание.