Иван Ефремов
Шрифт:
Полученные от Георгия Константиновича стопки машинописи Ефремов отдавал машинисткам — размножить тексты для друзей: пусть читают! Когда Георгий Константинович не мог переслать работы по почте, роль курьера выполнял его старший сын Лев.
По делам, связанным с выставками и изданиями книг о Рерихе, приезжал в Москву Беликов. Он заходил в гости к Ефремову. Беседовали подолгу. Приезжал из Кузнецка и Портнягин, которому тоже довелось лично познакомиться с Беликовым и побывать у него в Эстонии.
Ефремов подарил Портнягину седьмой том Махабхараты, и благодаря этому Портнягин завязал переписку с Борисом Леонидовичем Смирновым, переводчиком великого индийского эпоса, знаменитым врачом и санскритологом. После его смерти продолжал переписываться с его женой, Людмилой Эрастовной.
В феврале 1972 года Ефремов получил от Беликова заказной пакет с открытками и репродукциями картин Рериха. Беликов ошибся конвертами: посылка
Ефремов отправил пакет по назначению, однако попросил Беликова сообщить, откуда он добывает такие прекрасные репродукции. Более других ему понравилась картина «Капли жизни»: над голубыми хребтами горной страны, слева, на сером скалистом уступе, сидит, склонив голову, юноша в жёлтом одеянии. За его спиной со скалы тонкой струйкой стекают капли, падают в глиняный кувшин. Иван Антонович каждый подаренный ему судьбой день ощущал как светящуюся каплю жизни. Он знал, что ему осталось немного, и с грустью писал об этом Портнягину.
Вскоре он получил в подарок от Павла Фёдоровича именно эту репродукцию — вместе с адресом нью-йоркского музея. Среди «штрафных» фотографий, присланных Беликовым, была картина «Святой Сергий». Иван Антонович и Таисия Иосифовна с особой любовью и почитанием относились к этому святому, которого они в некотором роде могли считать своим соседом: любимое Абрамцево, где писалось «Лезвие бритвы», стоит между Радонежем и Троице-Сергиевой лаврой.
Сергий был не просто одним из святых, коих немало. В своём монастыре он впервые на Руси ввёл «общежительный» устав, по которому всё имущество в монастыре становилось общим и каждый монах должен был трудиться. Введённая Сергием дисциплина требовала от учеников постоянной бдительности над мыслями, словами и поступками, создавала из обители воспитательную школу, в которой росли мужественные, бесстрашные люди. Они готовы были отказаться от всего личного и работать на общее благо. Величайший смысл жизни Сергия Радонежского в том, что он создал новый тип личности, укоренившийся в народном сознании как идеал человека. Его подвижническая жизнь осветила русскую историю на много столетий вперёд.
Ефремов без промедления написал Фосдик и получил от неё доброе письмо с предложением обмена: он посылает в Нью-Йорк свои книги в обмен на репродукции Рериха. Иван Антонович тут же откликнулся и послал в Нью-Йорк внушительную посылку, ответ не замедлил прийти. (После смерти Ефремова Таисия Иосифовна послала Зинаиде Григорьевне только что вышедший роман «Тайс Афинская» и получила от неё благодарственное письмо.)
Портнягин называл Ефремова «авакарой», что в буддизме означало «духовный подвижник». Елена Ивановна Рерих писала: «Вы знаете, и вы понимаете высокое понятие «аватара», но чтоб достичь его, нужно стать авакара — огненно устремлённым». [295]
295
«Община», параграф 3180.
Таисия Иосифовна рассказывала, как Гаральд Феликсович Лукин, [296] будучи у них в гостях, опустился перед ней на колени с восклицанием:
— Берегите его!
Лицо его было светло, вся же сцена выглядела немного комично: Гаральд Феликсович был под стать самому Ефремову, и когда этот могучий крупный мужчина опустился на колени, он стал практически одного с Таисией Иосифовной роста.
В переписке с Портнягиным Иван Антонович высказывался предельно откровенно. Например:
296
П. Ф. Лукин— сын создателя и первого председателя Латвийского общества им. Н. К. Рериха Ф. Д. Лукина, переписывался с Е. И. Рерих.
«Я совершенно согласен с Вами, что идеи йогизма скоро будут «неудержимым потоком», но поток будет, закономерно, мутным, как острая реакция на плоскостнейший утробный материализм, культивирующийся уже немало лет на святой Руси. <…>
Мне думается, что сопротивление будет жесточайшее, хотя бы на примере Лысенко — его надо судить как государственного преступника, а вчера перед Академией Наук в числе виднейших деятелей вывесили его огромнейший портрет! Тёмные силы сильны, а потому — будьте осторожны!» [297]
297
Из
«Материальность мысли — это вы совершенно правы, но метафизическое отношение к ней наших учёных и философов — вот главная беда. Именно по этой причине они не могут объяснить даже себе самим ясновидение, телепатию и телекинез, именно потому так трудна очистка ноосферы. А если бы они сообразили бы это, то, поскольку к «многослойности» пространства-времени они уже подошли, всё бы стало на свои места». [298]
«Отвечаю на Ваши вопросы по предисловию к Кларку. Я его «изничтожил» было, но, уступая слёзным просьбам двух редакций, согласился отсечь конец, в котором говорится о духовной пустоте и фильма, и книги. <…> Гипотеза… не научна… Конечно, как же иначе. Речь идёт: а) о нашей официальной науке — читатели иной и не знают и, даже если бы Келдыш узнал, что его наука убога и существует иная, настоящая, то счёл бы автора предисловия за сумасшедшего или опасного маньяка; б) на том уровне, о котором идёт речь в повести — человекообезьян, даже для истинной науки бесполезность вмешательства очевидна. Поэтому все Ваши возражения отпадают по той причине, что они не противоречат моей позиции, я полностью с ними согласен. Но никогда не забывайте, с какой колесницей Вы имеете дело. В лице молодого массового советского читателя мы, увы, видим самую низшую колесницу (по чудовищному невежеству в делах духовных)». [299]
298
Из письма от 8 декабря 1969 года.
299
Из письма от 4 декабря 1970 года.
«Я не совсем понимаю, почему Вас так смущает вопрос: теизм — атеизм. Для меня — врождённого атеиста, сейчас это не имеет никакого значения, если речь не идёт о личном, человекоподобном, карающем Боге.
Если брать атеиста в его прежнем, примитивном понимании, что всё есть беспорядочное корпускулярное движение со случайными последствиями, тогда ко всем чертям такой атеизм, я не атеист, ибо с таким атеизмом жить иначе, чем по-скотски, нельзя и аморальность — неизбежное следствие, что мы и видим. Если же признавать некую причинную связь, назовите её кармой, мировой механикой, эволюцией, развитием процесса с определёнными законами и порядком, то такой атеизм меня устраивает, но ведь это иначе называется теизмом такими людьми, как Рерихи. Здесь дело не в термине, а в вере в существование определённых законов причин и следствий, протяжённых во времени, которым подчиняется весь мир, будь то людишки, архаты или апсары…
Но ведь признание системы есть одновременно принятие религии, ибо что же такое религия как не свод определённых правил поведения, в согласии с законами бытия? Само слово «религио» означает связь, зависимость, опору — вспомните английское «рели», «релайэбл». Признавая связь причин, следствий, времён и процесс мирового развития и соподчиняя ему нормы своего поведения, Вы тем самым религиозны. И я не понимаю Ленина, который так бешено восставал против религии, будучи сам не менее, а более религиозным, чем самые неистовые церковники. Религия — есть моральный свод, а что он неизбежно должен опираться на веру, Вам должно быть очевидно. Вера же может быть, в зависимости от уровня восприятия, хоть в пень, и горе тому обществу, которое, уничтожая прежнюю веру. не заменит её другой. Всеобщее страшное моральное обнищание и разрушение ещё впереди, и никакая Махабхарата нас не спасёт от морального крушения нашей цивилизации, что, впрочем, и предвидит Е. И. <…> Просмотрел ещё раз Ваше письмо и вижу, что не ответил ещё на одно. Рерих говорит, что каждый должен выбрать себе Учителя, ещё стремясь к Пути. Это вовсе не значит, что Вы рыщете и находите некую личность. Отнюдь! Вы выбираете себе одного из великих Учителей человечества, в том смысле, что это может быть Будда, а может быть и Христос, или кто-либо из Бодисаттв, или ЕПБ, или даже отец «Розенкрейцер» и т. д. Иными словами, Вы дисциплинируете себя в той или иной религии, или философии, или науке, какая Вам больше по душе, будь то хоть Гиппократ или Ауробиндо. Иными, опять же, словами, Вы набираете определённую кармическую высоту, а дальше идёт уже познание». [300]
300
Из письма И. А. Ефремова Г. К. Портнягину от 18 февраля 1970 года.