Иван Ефремов
Шрифт:
Через месяц ей пришлось вспомнить о тех советах, которые оставил Иван Антонович в своей книжечке.
Спартак Ахметов со слов Таисии Иосифовны рассказал о произошедшем 4 ноября в очерке «Обыск» (входит в роман «Чёрный шар»): [333]
«Четвёртого числа, в преддверии великого праздника Октября, в квартиру № 40 позвонили. Тасенька и Мария Фёдоровна проснулись поздно, только сели за чай. Открывают дверь — домоуправ.
— Доброе утро. У вас в квартире тепло?
333
Очерк —
— Здравствуйте. Спасибо, батареи горячие.
— Вот и хорошо…
Мнётся у двери, не уходит. И тут мимо него друг за другом быстро прошли неприметно одетые пареньки. Один из них, голубоглазый и круглолицый, ловко раскрыл перед глазами Таисии Иосифовны красненькую книжечку:
— Капитан…
— И что?
— По имеющимся у нас сведениям, вы храните идеологически вредную литературу. Предлагаю её сдать.
— Простите, вы ошиблись. Это квартира писателя Ефремова.
— Мы знаем, куда пришли.
— Но…
— Сдадите ли вы добровольно антисоветскую литературу?
— Не понимаю…
— В таком случае ознакомьтесь с ордером на обыск.
Ещё документ. Потом представил понятых (стеснительный домоуправ в домашнем и интеллигентного вида мужчина в пенсне). Потом предложил Таисии Иосифовне и Марии Фёдоровне пройти в спальню, и здесь их обыскала специально для этого приспособленная бабёнка.
И пошло. Девять пареньков, восемнадцать прилежных рук, выстроились гуськом и закружили по комнате. Один берёт книгу, просматривает, передаёт второму, тот просматривает, передаёт третьему… Восемнадцать глаз контролируют друг друга. Роются в стеллажах, ковыряются в шкафах, шарят в тумбочках, копаются в белье (и в грязном белье?), кудахчут в ванной, повизгивают в туалете. Особенно уважают тетради, блокноты, рукописи, фотографии. Простукивают стены и полы, просвечивают картины.
Собачьей стаей окружили письменный стол.
— Покупной или по заказу?
— По заказу.
— Тайников нет?
— Зачем они?
— Посмотрим… Это что?
— Не знаю.
— Значит, так. Со слов Ефремовой Т. И., содержание тайника ей неизвестно. Вскрыть!
Отыскали-таки потайной ящичек, в который столяр спрятал дубликаты ключей. Тасенька и не знала о нём.
— От чего ключи?
— От письменного стола, — присмотрелась Таисия Иосифовна.
Попробовали — действительно.
И опять — гуськом по комнате, как перелётные птицы, как собачья свадьба. Корректные, деловые. Всё ставят на место. Подравнивают книги на полках, аккуратно укладывают грязное бельё, прикрывают сливной бачок в туалете. Всё на местах, но квартира умирает. Возьмите человека, разберите на атомы, а потом сложите, как было. Будет жить человек? Квартира тоже не будет…
Читают письма.
— Кто такие Фаюта, Таюта, Тасенька, Зебра?
— Это я.
— Кто такой Волчек?
— Иван Антонович.
— Почему?
— Одно из домашних
— Волк — это тоже он?
— Да.
— Довольно-таки зловещая кличка.
— Почему же? В сказках этот умный зверь помогает героям.
— А почему — Волк?
— Потому что я — Красная Шапочка!
Вдруг покраснела Тасенька, выхватила одно письмо, спрятала на груди.
— Это моё. Вам читать нельзя…
Урна стоит в шкафу, завёрнутая в полотенце. Прикрыла маленьким телом урну. Не смейте трогать.
Повернула портрет мужа лицом к стене:
— Не смотри на это, Волчек!
Тасенька-Таюта, как ты всё это вытерпела? Где нашла сил вынести двенадцать часов разглядывания, ощупывания, перетряхивания? Ты плакала и опять зажимала сердце. Ты топорщила пёрышки, бросаясь навстречу ощеренным пастям. Ты защищала своего Волчека…
А ищейки притомились. Бегают по очереди к оставленной за углом машине подкрепиться бутербродом и чашечкой кофе. Опустили уши и нюхают вполноздри. Разочарованно переглядываются.
— Типичный ложный вызов.
— Да-а-а…
— А ничего книжечки, правда?
— Я «Туманность Андромеды» с детства люблю.
— Читал? На тридцать шесть языков переведено.
— Первый фантаст — что ты хочешь?
— Простите, Таисия Иосифовна, чьи это такие прекрасные рисунки?
— Читательница одна прислала.
— Как здорово! Она что — профессиональный художник?
— Нет. Поступала два раза — не приняли.
— Да… Такое у нас бывает.
— Золото и другие драгметаллы имеются? — нарушает идиллию капитан.
— Ищите, — бьёт копытом Зебра.
Приволокли металлоискатель, заелозили по комнатам. Нашли коробку с металлическими рублями. Вздохнули и поставили на место.
Мария Фёдоровна понимает — работа есть работа. В нашей стране всякий труд почётен. Даже советует:
— Вы бы разделили квартиру на участки — быстрее бы дело пошло. Геологи так всегда работают. У каждого — свой маршрут.
Не послушались пареньки. Двенадцать часов искали то не знаю что и складывали в кучу изъятые предметы: том Брема (переплёт подозрительно толст), коллекцию минералов (зачем?), ампулку с лекарством (почему?), фотографии Ефремова в юности и зрелости, документы, железный штырь с набалдашником (Иван Антонович подобрал на улице — любил тяжёлые предметы), последнее письмо… Итого, сорок девять наименований…
Вели протокол, каждый предмет дотошно описывали.
— Вот вы обыскиваете, — сказала Таисия Иосифовна, — а сейчас готовится собрание сочинений Ефремова.
— Ну и что, — сказал капитан, — одно другому не мешает.
Двенадцатичасовая пытка…
А по улицам Москвы развешивали флаги и выставляли портреты вождей. И цены на красные гвоздики подскочили. Вся страна готовилась к празднованию Великой Октябрьской социалистической революции…
Иван Антонович был готов к обыску. Он давно сжёг все старые дневники, все письма читателей, слишком уж недовольных жизнью, вернул рукописи, которые никогда не станут книгами. И если действительно его душа сорок дней оставалась на земле, то ей весело было глядеть на бессмысленное топтание пареньков, вооружённых новейшей аппаратурой обыска, на их тягчайший труд по перелистыванию тысяч книг.