Иван Федоров
Шрифт:
Федоров поехал в Острог.
С князем было условлено, что Федоров станет следить за хозяйством монастыря, радеть об его доходах, князь же тем временем начнет записать нужные для печатания материалы.
Ректор Острожской академии Лукарис советовал напечатать Библию. Князь одобрил совет. Он обещал не скупиться, и новая книга должна была превзойти роскошью изданные Федоровым Апостолы.
Перед отъездом в Дерманский монастырь Федоров получил две вести: одну из Вильны, от Петра Тимофеева, вторую из Заблудова, от своего ученика Гриня.
Петр Тимофеев сообщал что готовит
Гринь спрашивал, не забыл ли о нем Федоров, надо ли ему ждать известии о нем.
Федоров был взволнован и растроган. Он долго расспрашивал купца, привезшего весточки о том, как живется Петру, не болеет ли. Огорчился, узнав, что Мамоничи обращаются с мастером, как со слугою, а тот все терпит.
Он наказал купцу обнять Петра Тимофеева, а Гриню сказать, что скоро позовет его к себе.
Непременно позовет!
ГЛАВА VI
Минул год, другой… Пользуясь воцарившимся в Польше междуцарствием, русские войска успешно воевали отошедшие к Литве ливонские города и крепости.
Снова пал Пернов, сдались Гельмет, Эрмес, Руев, Курпель, Гапсаль… События заставили польских магнатов и шляхту поторопиться. Партия Яна Замойского одержала победу. В 1576 году она договорилась с литовцами, и ее ставленник Стефан Баторий короновался в Кракове, подтвердив прежние привилегии магнатов и обещав отвоевать у Московии все ливонские и белорусские города. Везде говорили о скором походе на Русь.
Иван Федоров взволнованно слушал толки.
Он все еще сидел в Дерманском монастыре, все еще ждал, когда сможет начать работать над Библией, но терпение печатника иссякало.
Правда, поздней осенью и зимой он был предоставлен самому себе, мог читать и резать заставки к будущей книге, иногда отлучаться во Львов и в Краков, навещать друзей, но с весны до поздней осени, пока не убрали урожай, было не до книг и не до заставок.
Земли монастыря граничили с землями того самого села Спасова, которое когда-то предлагал Ивану Федорову во владение гетман Ходкевич. Только теперь печатник оценил полностью «щедрость» своего первого литовского покровителя. Спасовцы и жители монастырской деревни Кунино жили в непрерывной вражде, начало которой уходило в глубь времен. Теперь уже нельзя было разобрать, на чьей стороне правда. Спасовцы считали своими земли кунинцев, кунинцы своими — земли спасовцев. Каждую весну кто-нибудь запахивал чужие поля, а обиженный по осени норовил первым собрать с этих земель урожай.
Тогда обе стороны кидали боевой клич и, вооруженные чем попало, сходились в кровопролитной схватке.
Дело усугублялось тем, что среди спасовцев большинство составляли католики.
«Славное бы у меня было житье в Спасове!» — не раз думал Иван Федоров, от которого князь Острожский требовал не щадить соседей.
Сам Федоров норовил уклоняться от «походов», но знал, что творится во время битв и даже во время летних «перемирий». Дерманский
Да и в суде, куда трижды вызывали Федорова по жалобе спасовцев, он вдоволь наслушался о штыковых ранах, выбитых зубах и глазах, об оторванных пальцах, изувеченных руках и ногах, об угнанном скоте, об отнятых деньгах, даже о сорванных с мужицких плеч кожухах и разорванных бабьих плахтах.
На первом суде в августе 1575 года Иван Федоров узнал, что его служебникам мало было драки за урожай. Напали на Спасово, сожгли два дома, а у беднейших мужиков Ермака и Сидора отняли двадцать грошей, две косы и жалкую клячу.
Федоров признал вину кунинцев и обещал возместить ущерб.
Князь Острожский обрушился на своего справцу. Он корил Федорова за мягкосердечие, рассказывал о прежних злодеяниях соседей и запретил отдавать захваченное.
— Сам в драки не ездишь, и не надо! — с сердцем сказал князь. Но людям не мешай. Они мою волю творят. Проклятое католическое гнездо выжгу и пепел развею.
И верно, в 1576 году по приказу князя дерманцы трижды грабили Спасово, зверски избивая и калеча жителей.
Но если приказывал князь, то на суд все же вызывали Федорова, в бесчинствах обвиняли Федорова, и отрицать на суде явную вину, опустив глаза, приходилось Федорову же.
В конце концов он не выдержал. Объявил князю, что больше в справцах ходить не может. Если хочет князь, пусть берет его в Острог для печатания книг, а нет — он воротится во Львов.
Острожский и сам видел, что печатник для роли управителя монастыря не годится.
Он освободил Федорова от обязанностей справцы и взял в свой замок.
Это было глубокой осенью 1576 года.
Тогда же Иван Федоров послал в далекий Заблудов с первой же оказией письмо Гриню. Он звал его для работы над будущей книгой. К письму были приложены деньги на дорогу.
Врач Мартин Сенник недоумевал и волновался. Зимой он писал в Дерманский монастырь своему талантливому другу Ивану Федорову о том, что получил предложение от ряда немецких купцов, ведущих торговлю книгами, договориться с известным и непревзойденным московским друкарем об издании сочинений Эразма Роттердамского. Через незнакомого посыльного Федоров ответил, что согласен взяться за этот труд и постарается к майской ярмарке в Кракове прибыть к Сеннику на встречу с будущими компаньонами. Согласился Федоров и поделить расходы по приглашению гостей и закупить у немцев на пятьсот злотых бумаги.
Сенник списался с купцами, и те 8 мая приехали в Краков. Федорова не было. Не поступали и деньги от него. Меж тем из вторых рук Мартин Сенник слышал, что Федоров еще перед пасхой отослал во Львов, в руки своих знакомых Власа Замочника и Сеньки-седельника какую-то сумму денег якобы для пересылки в Краков.
Решив, что кто-то хочет присвоить деньги, Мартин Сенник, который был вынужден один принимать немцев и вдобавок не хотел, чтобы расстроилось хорошее начинание, 14 мая спешно написал во Львов Власу Замочнику о дошедших до него слухах.