Иван Грозный. Кровавый поэт (с приложениями)
Шрифт:
Вот так они выглядели, вот так они в Кремль и езживали – впечатляющее, должно быть, зрелище… Не способное сравниться, по-моему, ни с одним современным кортежем утыканных мигалкам тачек…
Но сила боярства была, разумеется, не в пригоршне самоцветных камней на сапогах и даже не в высоком происхождении.
Сила в том, что именно они управляли, а точнее, правили на местах. Система эта с бесхитростной простотой именовалась «кормлением» – в те времена еще не было шустрых спичрайтеров, журналистов и политологов, натасканных выдумывать обтекаемые термины и уклончивые формулировки…
Государь всея Руси вообще-то правил всей Русью – но, если можно так выразиться, теоретически.
Не было. Никаких. Как не было и законов, регламентирующих деятельность севших на «кормление». Все делалось при надобности посредством особых великокняжеских указов. Назначается боярин руководить – следует указ. Решил царь его проверить (а то больно уж нехорошие слухи ползут) – отправляется другой боярин с соответствующим указом.
Вдумайтесь еще раз: не было никаких постоянных государственных учреждений, осуществлявших «сверху» общее руководство, контроль, надзор, пригляд… И законов касаемо управления государством не имелось никаких. При любой ситуации, требовавшей высокого вмешательства, государь кликал писца и диктовал указ – ради конкретного случая и конкретного человека.
Иван Грозный и Владимир Мономах. Фрагмент иконы «Церковь воинствующая». 2-я пол. XVI в.
Вот в этой-то системе и заключалась сила русского боярства: никто со стороны не мог ими не то что руководить, но хотя бы координировать их деятельность. Были некие неписаные общепринятые правила, и не более того.
В то же самое время в государстве давным-давно существовали детальнейше разработанные своды законов, которые мы бы сегодня назвали Уголовным, Административным, Гражданским кодексами. Быт русского человека как раз и управлялся писаными законами – налоги, ремесла, торговая деятельность, общественный порядок.
Многое, повторяю, было прописано детальнейше – и безусловно, облегчало жизнь, а также в какой-то мере гарантировало защиту от провокаций и ловушек. К примеру, вора, застигнутого в доме, хозяин имел право невозбранно убить – но исключительно в доме, а не на улице. Поскольку уже тогда ясно было, что иной коварный элемент может пристукнуть на улице, скажем, любовника жены или просто врага, а потом с честными глазами заявить, будто преследовал вора. Так же обстояло дело и с находкой в доме улик, чего-то краденого, «поличного». Уже пятьсот лет назад наши предки прекрасно понимали, что проводящие следствие лица не вполне безгрешны и могут что-нибудь сами подкинуть. А потому настоящей уликой признавалось только то «поличное», что лежало в сундуке, ключ от которого был только у хозяина. Вещь, лежавшая в доме свободно, уликой не считалась, поскольку вполне справедливо полагалось, что ее могли и подбросить.
(Ну а поскольку
Однако, повторяю, вертикаль власти как раз и отсутствовала. В Судебнике деда Ивана Грозного, Ивана III, имеются кое-какие начатки законов, позволявших держать под контролем бояр-кормленцев, но именно что начатки… Согласно тому же Судебнику, жители подвластных боярину территорий могли при нужде искать правду в судах, но это их право, сдается мне, оставалось чисто теоретическим. Поскольку существовавшая судебная система торжеству правды как-то не способствовала.
Судите сами. Низший суд на местах, в уездах и волостях, разделенных на судебные округа-«губы», проводился судьями-тиунами под непременным председательством того самого боярина-кормленца. Инстанция рангом повыше, суд по особым делам – опять-таки под председательством боярина. Еще выше – боярский суд (он так и назывался официально), который докладывал дела великому князю. И высшая инстанция – суд под предводительством главы Боярской думы. Ну а теперь сами прикиньте, сколько шансов при такой системе у правдолюбца «с места» найти управу на боярина. Докладывать великому князю, знаете ли, можно по-разному – тут важно не кто докладывает, а как доложить…
Более того: даже эта крайне несовершенная система охватывала далеко не всю территорию страны. Значительная ее часть – те самые боярские вотчины – находилась вне всякой юрисдикции. В жалованных грамотах великих князей так и писалось: мы, великий князь, не вправе судить тех, кто в твоей вотчине проживает… Исключение составляли разве что случаи смертоубийства – и все. В своих землях, таким образом, боярин был еще и за прокурора, и за судью, и за следователя – а заодно уж и за адвоката, взбреди ему в голову такая блажь, что весьма сомнительно.
Кстати, точно такой же «экстерриториальностью» пользовались и принадлежащие церкви земельные владения (а они были весьма обширными). Сохранилась масса грамот с теми же текстами, что касались бояр: великий князь освобождает население церковных владений от всех налогов и повинностей в пользу государства, да вдобавок не имеет права их судить – за исключением опять-таки случаев смертоубийства.
Как видим, весьма даже значительная часть государства находилась на особом положении: и налогов тамошние жители не платили, и судить их не мог никто, кроме тамошнего боярина либо церковного иерарха…
К этому необходимо еще добавить, что церковники не только были феодалами, они еще и вели себя, как заправские феодалы, вместо пастырского служения бросаясь во все политические интриги своего времени, – и даже принимали самое активное участие в междоусобных войнах. Классический пример (один из многих) – судьба московского великого князя Василия, когда он воевал за престол со своими близкими родственниками. В 1446 г., спасаясь от заговорщиков, Василий попытался укрыться в Троице-Сергиевом монастыре, но монахи выдали его сопернику, Дмитрию Шемяке (по его распоряжению Василия ослепили, и он до конца жизни носил прозвище Темный) – да вдобавок позже и в ссылку Василия конвоировали не Шемякины воины, а монахи того же монастыря. Противникам Василия активно помогал и рязанский епископ Иона, за что Шемяка, ненадолго взяв власть, сделал его митрополитом Московским. Позже, когда Василий, несмотря на слепоту, собрал войско и вышиб Шемяку из Москвы, Иона и при нем ухитрился удержаться в прежней должности – должно быть, изрядным оказался дипломатом…