Иван Калита
Шрифт:
И ещё одного гонца на Москву, к воеводе Фёдору Акинфичу, наряди. Тот гонец пусть самолично ко мне явится.
Вскоре к князю подъехал молодой дружинник. Иван Данилович внимательно оглядел его и только после этого протянул свёрнутую в трубку берестяную грамоту.
– Передашь в руки воеводе Фёдору Акинфичу, храни паче ока, а на всяк случай, коли куда денется, запомни, что в ней написано, передашь изустно: пусть бояре и ремесленники да русский торговый люд соберут тысячу серебром и те деньги с надёжной
Оврагами и перелесками, минуя татарские дозоры, поскакали гонцы князя московского.
И вскоре от села к селу понеслась весть - идут татары, и смерды снимались с насиженных мест, уходили в глухие леса.
А орда шла, жгла пустые сёла и негодовала: откуда могли проведать эти урусы о походе, кто упредил их, ведь впереди войска идут дозорные, они обшаривают всю местность, не замечали ещё ни одного урусского караула.
Любимец хана Узбека темник Туралык, старший над другими темниками, сказал Калите:
– Урусы хитры как лисицы, они уже пронюхали, хотя мы движемся быстро и даже не разжигаем походных костров.
Орда миновала Рязань, разграбила и пожгла посад, но крепость не брала. Орда не задерживалась, она торопилась на Тверь, туда велел идти хан.
Московский князь тому был рад. Ведь в Рязани ныне уже сидел князем не Иван Ярославич, давний недруг, а сын его Иван Иванович Коротопол. И гонец привёз Ивану Даниловичу его грамоту, а в ней новый рязанский князь обещал чтить князя московского вместо отца.
Ещё поведал гонец, что между покойным Иваном Ярославичем и Коротополом брань случилась сильная. Что Иван Ярославич хотел на Москву с дружиной идти и для того с князем тверским уговор держал. А сын Коротопол противу отца слово молвил. И будто дело до мечей дошло, и Коротопол убил Ивана Ярославича. Так ли, этак, но уже не было в живых старого рязанского князя.
Калита усмехнулся, припомнив, как дорогой в Орду, трапезуя у рязанского князя Ивана Ярославича, сказал ненароком Коротополу: «Пора и тебе князем побыть, а то, глядишь, жизнь пройдёт…»
Подумал: «Поторопился сын, укоротил отцу жизнь…»
Орда шла на Тверь, оставив нетронутой Коломну, обойдя стороной богатую Москву. Темники знают, что хан благоволит к князю Ивану Даниловичу, он не велел трогать его удел. Хан велел оставить в целости и удел суздальского князя Александра Васильевича. Его дружина у Дмитрова-городка пристала к орде и сейчас идёт вместе с дружиной московского князя на Тверь.
Багатуры ворчат, багатуры недовольны: мала добыча, нет рабов. Они думают: хан ведёт себя как баба, его воины придут из похода такими же бедняками, как и были, золото останется в Москве. Нет, наверное, уже никогда не будет такого хана, как Чингис или Бату.
Но багатуры только ворчат, они не смеют ослушаться приказа
Над Тверью нависла беда. Князь Александр велел укреплять город. Посадские мужики и бабы стены глиной обмазывали, расширяли ров. На клич князя сходилась пешая рать.
Удалые вологодские мужики братья Борисовичи явились на княжий двор бить челом князю.
Александр вышел на крыльцо. Братья поклонились.
– Что, удальцы-молодцы, сказать хотите?
– Были мы, князь, в Твери, как тверичи, ордынцев били, - промолвил старший Борисович, - и сами к тому делу руки приложили…
– То знаю, - недовольно оборвал Александр.
– Коли знаешь, так принимай нас, князь, в свою дружину, - теперь уже в два голоса сказали братья.
– Негоже нам ныне тверичей оставлять.
Скупая улыбка тронула лицо князя:
– Спасибо, удальцы, что не покинули в беде. Идите к боярину Колыванову, он даст вам сабли и доспехи.
Братья отправились на боярский двор. Дорогой повстречался дьякон Дюдко. На дьяконе новая шуба и заячья шапка.
– Пошли, дьякон, с нами, князю и Твери послужим. Станем вместе бить ордынцев, - позвал меньший Борисович.
– Не могу, братия, - пробасил дюжий дьякон, - сан не велит.
– С этакой силой мечом махать, а не кадилом, - попытался вразумить дьякона старший Борисович.
– Кому что уготовано, братия!
– Дьякон многозначительно поднял палец.
– Следуйте, братия, своим путём, а я своим.
Мимо промчался верхоконный дружинник, следом бежал мужик без шапки, с растрёпанными волосами, лицо его испуганно, он кричал:
– Орда!
Часто, тревожно зазвонили колокола. Борисовичи бросились к южным воротам крепости. На стене, всматриваясь в даль, уже стояли тверичи.
Впустив в крепость последних посадских жителей, стража закрыла ворота. Стоявший рядом с Борисовичами старик спросил у долговязого боярского сына:
– Иде же орда, Кузька?
– А вона!
– указал тот на выкатывавшиеся из-за леса еле видимые точки.
Их больше и больше. И вот уже целая лавина хлынула, затопила всё вокруг. С воинственным кличем «кху, кху!» понеслась орда к городу. От дикого крика, от конского топота раскололось небо, задрожала земля. А набатный колокол гудел и гудел, не умолкая.
– Ух ты, сколь их!
– испуганно ахнула круглолицая молодка с губами как маков цвет.
– Спаси Бог!
– Гляди, Москва с ними и Суздаль!
– Иде?
– А вон, видишь, стяги московского князя, а вона в стороне - суждальского. Вишь, как шеломы блестят!