Иван Змеевич и Краса Ненаглядная
Шрифт:
Ване нечего было ответить, и спрашивать он хотел не о дочери Бабы Яги, а о коробейнице Красе. И воспоминание о прекрасной девушке с глазами цвета янтаря и румянцем на всю щеку, наполнило сердце царевича печалью и злостью. Вот кого он хотел освободить пуще другой, вот из-за кого он с удовольствием отрубит Змею его поганую голову. И никакие белкины похоронные песни не собьют его с пути, и никакие жалостливые причитания трусливого ворога, который откладывает честный бой, не разжалобят.
— Покажи мне, поганец, где твои пленницы обитают! — молвил Ваня и сурово насупился, — Не то сам сыщу, тебе же хуже будет.
Запрокинул
— Слово молви заветное! — подсказал Серый Волк и за спину царевича спрятался.
Ваня чуть не ахнул. Если подумать, то в этом заоблачном царстве Змея всё появлялось по его слову. Может, и теперь сработает?
Глава 19
— Жар-птица, девица пленённая, появись, покажись, — сказал Ваня громко и для пущей убедительности ногой в сапожке притопнул.
Озарилась округа невиданным доселе ярким светом, ослепила глаза царевичу, что пришлось ему зажмуриться и рукавом лицо закрыть. Когда резкая боль в глазах приутихла, Ваня посмотрел и увидел, как висят на деревьях прекрасного змеева сада семь золотых клеток, а в каждой сидит птица красоты светозарной, неземной. Не ожидал царевич такого увидеть, и понял он, отчего Змей так развеселился. Мыслимо ли выбрать одну-единственную? Тем более, что Ваня так до сих пор и не знает, выбрать ли ему сердцем коробейницу Красю или выбрать умом бабкину дочку, свою будущую суженую.
— Что же, гость мой долгожданный, соперник храбрый и хитромудрый, выбирай ту, за которой пришёл. А мы проверим, прав ты или нет. Только знай, что попытка у тебя одна. Ошибешься — я всех Жар-птиц на ужин пущу, будут на вертелах красоваться, а перья их диковинные твоему алчному брату подкину.
Взглянул Ваня на Змея и увидел, что тот не шутит, и уже по царскому его кафтану бежит серая рябь, будто он истинный облик хочет принять. Стал Ваня мимо клеток прохаживаться да примечать отличия. Все на одно лицо. Острые клювики, удивленные бровки, а над ними пушистые хохолки. Маленькие головушки на длинных шейках, блестящие грудки с короткими и остренькими перьями и роскошные крылья, скромно сложенные по бокам. От мелких перышек к самым крупным рисунок менялся, переливалась мозаика невиданного Иваном узора. Каждая развернула хвост веером, чтобы царевич мог полюбоваться богатством оттенков золота. Казалось, невиданный художник рисовал линии и завитки на перьях лучами солнца. Юноша присмотрелся. У одной Жар-птицы не хватало перышка в хвосте, показалась и спряталась едва заметная прогалина, и у неё же на клетке висел крохотный золотой замочек, а другие клетки запирались на крючки. Иван оглянулся на Змея Огненного, который не отрывал взгляда от царевича и потребовал ключик от замка. Змей повиновался, и вот уже жар-птица пересела на руку Ивана, как когда-то садилась пустельга-охотница.
— Покажи личико, девица, — ласково попросил царевич, и птица вспорхнула, а когда ее лапки коснулись земли, оборотилась она девицей.
Смотрел на неё юноша и налюбоваться не мог. Крася… Неужели это она?
— Как зовут тебя, диво-дивное, чудо-чудное? — спросил волк.
—
Ваня точно дар речи потерял, не мог оправиться от счастливой мысли, что исполняя волю Бабки-яги, он и своему сердцу не восперечит.
— Угадал, Иванушка? — усмехнулся в бороду Огненный Змей и сам ответил, — угадал. Не придется Жар-птицам перья выщипывать да на вертелах их крутить.
— Зря бахвалишься, поганец, — дерзко ответил Ваня, — я б тебе не попустил. Эку красоту извести за мою ошибку?
— А скольких уж извёл благодетель наш, — вздохнула Крася и украдкой бросила такой взгляд, полный ласки на Ваню, что у того кровь к ланитам прилила, а волк фыркнул, чтобы сбить невыносимую возвышенность момента.
Змей Огненный точно не заметил переглядок, махнул рукой и появились рядом кресла точёные с подушками пуховыми. На одно уселся сам, второе Ване предложил со словами:
— Краса Ненаглядная у меня птица не простая, особенная. Везде летала, многое видала. Каждый вечер сказки мне рассказывает, песни поёт. Рассвет скоро, пусть она последнюю сказку расскажет, а мы послушаем.
Ваня сел и залюбовался девичьей статью, голубой, богато расшитый серебром и жемчугом сарафан и кокошник были Красе к лицу не меньше стыдливого румянца. Но больше всего Ване была отрадна мысль, что Крася явно на него зла не держит и рада, что проделал он путь многотрудный и опасный, чтобы её из неволи вызволить.
Махнул рукой Змей Огненный и молвил: «Явитесь гусельки златострунные» и появились в руках Красы Ненаглядной маленькие, приёмистые гусельки, изготовленные из древесины красного заморского дерева.
— Какую старину слушать изволите? — спросила она.
— Ту, что ни разу не слыхал, — вальяжно ответил Змей, и Ваня лишь кивнул, ему было приятно слышать голос девушки, и не важно, что именно она говорила, лишь бы не плакала и не поднимала на него маленький кулачок, как при последней ссоре.
Краса Ненаглядная провела пальцами по струнам и произнесла певучим голосом: «Былина о волчьем пасторе и изгнанном из стаи волке»
Все волки из лесу его сыновья,
Огромная серая стая,
Цари да бояре, лесные князья —
Дружина его удалая.
У волчьего пастыря много забот,
Готовится к дикой охоте.
Горит в нетерпенье надёжный оплот,
Дрожит в ожидании плоти.
Как ветер в ушах зазвенит, запоет,
Согнутся могучие ели,
Сорвется в погоню зубастый народ
Навстречу неведомой цели.
И если от стаи отбился один,
Споткнулся вдруг неосторожно,
То сразу накажет его господин
Иначе, увы, невозможно.
И место пустое чужие займут,
Забудут в ближайшей охоте,
Кто был этот волче? Дурак или плут?
Теперь вы уже не поймете…
Но если услышит неведомый зов,
Он вспомнит свое назначенье…
Волк выйдет из чащи забытых лесов,
Как будто из чаши забвенья.
Дорога обратно забыта теперь,