Иванова, на пересдачу!
Шрифт:
Такой горячий и почти раздетый. М-м-м. Я даже воспрянула духом и потянулась к Стасу, дабы воплотить в жизнь парочку ленивых эротических фантазий. Но Измайлов укутал меня в одеяло по самые уши, приказав:
— Спи, собутыльница.
Пришлось подчиниться.
Утро накрыло меня всей своей тошнотворностью. На тебе, Дашенька, по голове недосыпом, похмельем и пищевым отравлением. Одновременно.
— Твоё мясо было испорчено! — пискнула я, слетая с кровати и босиком
Где же сапоги?!
Ещё и ключ как специально заел в замке, не проворачиваясь. Меня скрючило напополам, но я мужественно удержала в себе остатки вчерашнего торжества и таки вылетела на улицу, метнулась к деревянному другу, что стоял в отдалении.
— Нормальное мясо! — обиженно крикнул из дома Измайлов. — Пить надо меньше!
— Сам подливал! — возмущалась я, но из-за бульканья меня никто не слышал.
После половины пачки активированного угля значительно полегчало. По крайней мере, морально. Я плюхнулась на крыльцо и сидела на ступеньках, запорошенных утренним снегом, сжимая в руке чашку с остывающим чаем.
Измайлов варганил на кухне что-то, отдаленно напоминающее яичницу с салом.
Такое спокойствие. Нерушимое. Запредельное. Я никогда не рассматривала домик в деревне с этой точки зрения. Если и выбирались компанией за город, то это всегда было громко (и алкоголя столько, что убиться можно). А чтоб так… в тишине… наблюдать за тем, как кружатся снежинки.
— Завтракать будешь? — Стас высунул голову в окно.
Я поморщилась. Вот уж спасибо.
— Никогда больше не прикоснусь к пище твоего приготовления.
— Иванова, мясо было нормальное. Если здесь кто-то и испорченный, то только ты. А будешь возникать — никакого тебе кофе.
— Кофе? — услышав заветное слово, я вытянула шею и принюхалась. — У тебя есть кофе?
— Купил, но теперь хорошенько подумаю: заслужила ли ты.
— А если я буду себя очень хорошо вести?
С этими словами я подошла к Измайлову и заглянула ему в глаза со всей невинностью. Не забывая хлопать ресничками и мило улыбаться. Но мой неподкупный преподаватель только прыснул.
— Не, этот трюк со мной дважды не пройдет. Ну-ка, давай, определение изгиба. Помню, у тебя с ним были проблемы.
Я зависла, причем конкретно. Компьютер затормозил, шестеренки перестали крутиться. Определение изгиба сломало мой мозг. Всё, не видать мне кофе как собственных ушей.
Но потом перед глазами предстал озлобленный Коперник. Мне даже показалось, что я слышу, как он гундосит:
— Даша, мы зачем два часа потратили на изучение изгиба? Мы видео обучающие для кого смотрели? Ты издеваешься, что ли?
М-да, докатилась. У меня начались и слуховые, и зрительные галлюцинации одновременно.
— Изгиб — это способ деформации твердого тела, — с опаской начала я, осознав, что помню то занятие, — под влиянием
Всё-таки Ванюша сотворил невозможное. Он заставил мою голову соображать.
Настала очередь Измайлова зависать, рассматривая меня как инопланетный объект. С восхищением и даже опаской.
— Тебе кто-то подсказывает в наушник? — Он осмотрел меня и ощупал. — Ты меня пугаешь, двоечница-взяточница.
— Может быть, я загорелась предметом и решила изучить его подробнее? — фыркнула, обогнув Стаса и отпив из его кружки.
М-м-м. Кофе. Напиток богов. Лучшее, что придумало человечество.
— Ради меня? — с ехидством.
— Ради того, чтобы утереть нос одному профессору, который считает, будто я сплю с ним за оценку. Как тебе вообще такое пришло в голову? Насколько, по-твоему, я отчаянная дура?
Измайлов развел руками.
— Не ты первая, кто пытался таким образом получить тройку.
— И что, с каждой пришлось переспать?
Он театрально обиделся, даже вздернул подбородок, изображая высшую степень негодования.
— За кого ты меня принимаешь?! — и добавил чуть тише: — Только с самыми красивыми.
Короче говоря, мы ещё немного поворчали друг на друга, но скорее из вредности.
— Ну и чем займемся? — Я потянулась вилкой к яичнице, смотрящей желтым глазом из тарелки Измайлова.
Чужое-то всегда вкуснее. Стас откинулся на спинку стула:
— Можем изучать сопромат.
— Нет, только не это! Я готова на всё, что угодно, главное — без формул и изгибов.
— На что угодно? — Во взгляде появилась та самая запретная темнота, которая выбивала у меня дыхание.
Я не успела сообщить, что всё-таки передумала, когда Стас перевесился через стол и коснулся моих губ указательным пальцем.
От одного только этого касания между ног стало влажно. Я всхлипнула, когда палец спустился по шее и, покружив по ключице, очертил полушарие груди, не стиснутой бюстгальтером. Этого было достаточно, чтобы соски предательски затвердели, и мне остро захотелось продолжения.
— Ты такая отзывчивая, — в его голосе появились пьяные нотки.
Не помню, как поднялась на ноги, как вжалась всем телом в Стаса и ощутила бедром всю твердость его желания. Недолгая заминка, и мы вновь на кровати, разгоряченные и тяжело дышащие. Снимаем друг с друга одежду, путаясь в пуговицах и застежках. Целуемся до исступления, и мои стоны всё громче, а поцелуи Измайлова всё горячее.
…Он уже не целует мою кожу губами, а прикусывает её и оттягивает, прислушиваясь к ощущениям. Его ладонь лежит на самом сокровенном моем месте, которое истекает соками. Пальцы водят вокруг дырочки, но словно в издевательство не пытаются войти внутрь.