Июнь 1941. Запрограммированное поражение, Лопуховский Лев Николаевич

Июнь 1941. Запрограммированное поражение

на обложку

Лопуховский Лев Николаевич

Шрифт:

Но даже там генерал не забыл о своих служебных обязанностях. В его ложе установили телефон ВЧ связи, позволявший вести переговоры с войсками округа и Москвой [27] . Между 11 и 12 часами вечера Павлов приказал, чтобы командование подчиненных ему армий находилось в своих штабах и ожидало особо важного распоряжения [28] . Да это и понятно – тревожная обстановка на границе не настраивала на благодушие. Сам командующий, несомненно, осознавал нависшую над его округом опасность и просил у начальства разрешение занять войсками пограничные укрепления. Но 20 июня нарком обороны Тимошенко запретил ему это делать, чтобы не вызвать провокацию со стороны немцев [29] .

Воронкова

И.Ю. «Двадцать второго июня, ровно в четыре часа…» Минск и минчане в первые дни Великой Отечественной войны. Минск: Беларуская навука, 2011. С. 41.

ЦАМО. Ф. 208. Оп. 2511. Д. 206. Л. 22; Сандалов Л.М. Указ. соч. С. 79; 1941. Документы и материалы. Т. 2. С. 24.

ЦАМО. Ф. 15. Оп. 725599с. Д. 36. Л. 294–299. Цит. по: 1941 год. Страна в огне. Кн. 2. Документы и материалы. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2011. С. 135.

Так чем же можно объяснить культпоход Павлова в театр: завидным спокойствием или преступной беспечностью? Судя по всему, он пытался личным примером вселить уверенность в своих подчиненных, многие из которых вместе с семьями сидели в том же зале. Позднее уже арестованный генерал на закрытом судебном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР 22 июля 1941 г. заявил: «Я знал, что противник вот-вот выступит, но из Москвы меня уверили, что все в порядке, и мне было приказано быть спокойным и не паниковать. Фамилию, кто мне это говорил, назвать не могу» [30] . Судьи не стали уточнять, на кого именно ссылался Павлов, прекрасно понимая, что речь шла о Сталине.

Ямпольский В.П. «Уничтожить Россию весной 1941 г.» (А. Гитлер, 31 июля 1940 года): Документы спецслужб СССР и Германии. 1937–1945 гг. М.: Кучково поле, 2008. С. 498.

Директиву наркома обороны о возможном внезапном нападении немцев в течение 22–23.6.1941 в штабе округа получили в 01.45 22 июня. Мы еще расскажем об обстоятельствах ее появления, а пока перейдем к дальнейшим событиям. В 03.30 Павлов по телеграфу сообщил командарму 4 Коробкову: «В эту ночь ожидаются провокационные нападения немецко-фашистских войск на нашу территорию». И категорически предупредил, чтобы его армия не поддавалась на провокации. А заодно поставил задачу пленить прорвавшихся немцев и запретил переходить государственную границу. На вопрос Коробкова, какие же мероприятия разрешается провести, Павлов ответил: «Все части армии привести в боевую готовность. Немедленно начинайте выдвигать из крепости 42-ю [стрелковую] дивизию для занятия подготовленных позиций. Частями Брестского укрепрайона скрытно занимайте доты. Полки авиадивизии перебазируйте на полевые аэродромы» [31] .

Сандалов Л.М. Указ. соч. С. 81.

Но предупреждение о возможности внезапного нападения немцев безнадежно опоздало. Командиры частей и соединений самостоятельно начали поднимать своих подчиненных по боевой тревоге только после того, как те подверглись обстрелу и бомбежке. После 04.00 штаб округа стал получать донесения из армий об огневых и воздушных налетах. Из 3-й армии доложили, что немцы перешли границу на участке от Сопоцкина до Августова, бомбят Гродно и ее штаб. Все телеграфные и телефонные столбы на протяжении 50 км были повалены, и проводная связь с войсками оборвалась. Пришлось перейти на радио, но две радиостанции вскоре оказались уничтожены. Во второй половине дня получила повреждения и третья радиостанция, последняя в штабе 3-й армии [32] .

Болдин И.В. Указ. соч. С. 84; ЦАМО. Ф. 208. Оп. 2511. Д. 36. Л. 2; ЦА ФСБ. Архивно следственное дело № Р 24000. Л. 23–53. Цит. по: 1941 год. Кн. 2. С. 459.

В 05.25 Павлов, так и не дождавшись указаний сверху, на свой страх и риск отправил командармам распоряжение: «Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий приказываю поднять войска и действовать по-боевому» [33] . Только тогда они в свою очередь дали сигнал на вскрытие так называемых «красных пакетов», речь о которых пойдет ниже. Получившие его командиры корпусов и дивизий старались действовать по предвоенным планам, никак не соответствовавшим сложившейся обстановке. Но все попытки уточнения

задач из-за отсутствия связи оставались тщетными. В первые же сутки военных действий штаб ЗапФ утратил контакт со своими 3-й и 10-й армиями. На следующий день прервалась телеграфная и проводная связь штаба СЗФ со штабами 8-й и 11-й армий. Управление войсками оказалось серьезно нарушенным.

ЦАМО. Ф. 208. Оп. 2454. Д. 26. Л. 76. Цит. по: На земле Беларуси. С. 393.

После первоначального замешательства Красная армия начала оказывать врагу ожесточенное сопротивление. Однако его результаты оставляли желать много лучшего, и тому были объективные причины. За редким исключением войска не успели занять заранее подготовленные оборонительные позиции и усилить гарнизоны укрепрайонов у границы. Они вступили в бой с превосходящими силами противника в крайне невыгодных для себя условиях, на необорудованной местности, без должной артиллерийской и авиационной поддержки и прикрытия от ударов с воздуха. В такой обстановке разрозненные импровизированные попытки отразить заранее организованные и скоординированные вражеские атаки на неподготовленных рубежах успеха, как правило, не имели.

Атмосферу тех дней передает информационная записка первого секретаря Брестского обкома КП(б)Б М.Н. Тупицына, адресованная в ЦК ВКП(б) и ЦК КП(б) Белоруссии 25 июня 1941 г.:

«Обком КП(б)Б считает, что руководство 4 Армии оказалось неподготовленным организовать и руководить военными действиями. Это подтверждается целым рядом фактов, в частности:

Вторжение немецких войск на нашу территорию произошло так легко потому, что ни одна часть и соединение не были готовы принять боя, поэтому вынуждены были или в беспорядке отступать или погибнуть. В таком положении оказались 6 и 42 сд в Бресте и 49 сд – в Высоковском районе.

В Брестской крепости на самой границе держали две стр. дивизии, которым даже в мирных условиях требовалось много времени для того, чтобы выйти из этой крепости и развернуться для военных операций. Кроме того, несмотря на сигнал военной опасности, командный состав жил в городе на квартирах. Естественно, при первых выстрелах среди красноармейцев создалась паника, а мощный шквал огня немецкой артиллерии быстро уничтожил обе дивизии. <…>

В Косовском районе был расположен отдельный [120-й] полк АРГК. 22 июня, когда областное руководство переехало туда, мы застали этот полк в таком состоянии: материальная часть находилась в г. Косово, бойцы же находились в лагерях под Барановичами (в 150 км от Косово) [в действительности от Коссово до Барановичей по дороге через Ивацевичи 90 км. – Авт.], а боеприпасы отсутствовали. Чтобы вывезти материальную часть в Косово, у командира полка не хватило шоферов и трактористов. Обком КП(б)Б помог мобилизовать эти кадры на месте в гражданских организациях. Но, пока сумели перебросить часть орудий, было уже поздно – они были разбиты бомбами, и по существу все ценные орудия остались у немцев [на самом деле 120-й гап б/м РГК в полном составе находился тогда не в Коссово, а в лагере на полигоне Обуз Лесьна юго западнее Барановичей. – Авт.].

Много боеприпасов и оружия погибло в складах на Бронной горе (Березовский район), а в воинских частях боеприпасов и оружия не хватало. <…>

Вследствие такого состояния с первых же дней военных действий в частях 4 Армии началась паника. Застигнутые внезапным нападением, командиры растерялись. Можно было наблюдать такую картину, когда тысячи командиров (начиная от майоров и полковников и кончая мл[адшими] командирами) и бойцов обращались в бегство. Опасно то, что эта паника и дезертирство не прекращаются до последнего времени, а военное руководство не принимает решительных мер. Работники обкома партии вместе с группой пограничников пробовали задерживать бегущих с фронта. На шоссе около Ивацевичи нам временно удалось приостановить это позорное бегство. Но здесь необходимо принять более серьезные и срочные меры борьбы со стороны военного командования.

Возмутительным фактом является и то, что штаб [28-го] корпуса не установил связь с обкомом, выехал на командный пункт за город [Брест], потеряв связь с своими частями. Таким образом, многие командиры и политработники вместо организации эвакуации в панике бежали из города, в первую очередь спасая свои семьи, а красноармейцы бежали в беспорядке.

Обком и Горком КП(б)Б вместе с обл. управлениями НКВД и НКГБ пытались первое время навести порядок в городе [Бресте], но эффективно ничего сделать не смогли, поскольку красноармейские части в панике отступали. Поэтому, не зная обстановки, не имея связи с военным командованием, не рассчитывая на боеспособность воинских частей, мы вынуждены были оставить г. Брест.