Из архивов тайного суда

Сухачевский Вадим Вольфович

– Ежели ты судебный, то не имеешь рукосуйствовать, чай, не при крепостном праве! Ты сперва до «Крестов» доставь, а не то…

– Вам бы обоим сейчас о другом думать, – перебил я его.

– О чем?

– О том, как живыми остаться.

Блондин смотрел с недоверием:

– Прибьешь?

– Если

без меня найдется желающий…

Я наскоро объяснил им, что Аспид на каждое дело берет себе в помощь двух вот таких дурней, причем обязательно одного – блондина, другого – брюнета, и всякий раз после дела с непременностью убивает обоих.

– Ведь он вам деньги посулил за какое-то дело в Петербурге, не так ли, господа недоумки? – спросил я.

Они смотрели на меня вопросительно. Я продолжал:

– Так вот, будет вам, дурням, вместо денег, костлявая с косой.

Переглянулись.

– Не, не смогёт, не та птица, – проговорил блондин.

– Кишка тонка, – согласился с ним брюнет.

– Птица он как раз та самая, – сказал я, – но, может быть, и вправду «не смогёт» (а он вполне даже «смогёт)! И вовсе не потому, что у него «кишка тонка», а лишь по той простой причине, что здесь, рядом с вами, нахожусь я, а я иногда, уж не извольте сомневаться, умею быть пострашнее любых на свете аспидов.

Вообще-то применять допросы с пристрастием я до крайности не любил, даже было пожалел на миг, что отказался от помощи свих упырей-спутников из соседнего вагона. Обычно я полагался на увещевания.

Для начала я взял со столика большой нож, которым они, должно быть, резали ненавистную господину толстовцу колбасу, и помахал им перед их носами. Теперь на их лицах нарисовался истинный испуг.

– Извините, господа, если сейчас доставлю вам некоторые

небольшие неудобства, – по сему случаю вспомнил я и повторил когдатошную фразу Аспида.

С этими словами сорвал с верхней полки простыню господина толстовца, мигом исполосовал ее ножом на ленты, из этих лент скрутил жгуты и в несколько минут связал по рукам и ногам своих пленников. Высвободиться из таких моих пут еще никому не удавалось. Когда я вязал их вывихнутые руки, они постанывали от боли.

– Ничего, господа, – пообещал я, – это еще только начало, дальше будет больней.

Связанные руки у них теперь торчали впереди, как лапки у кроликов.

– А вот теперь, господа, – продолжал я, – будет гораздо больнее. Сейчас начну вам поочередно ломать пальцы по одному. Итак, у меня в запасе двадцать ваших пальцев. И уверен, что уже после десятого, а то и ранее, вы скажете мне все что знаете и про Аспида, и про то, на какое дело в Санкт-Петербурге он подбил вас.

С этими словами я потянулся к руке блондина, более, как мне показалось, трусливого, и понял, что, похоже, и без ломки пальцев удастся обойтись. Он в ужасе воскликнул:

– Стойте!.. Аспид… Так ведь он же, Аспид… Он же вовсе!..

Однако в этот самый момент со стороны «покоев» донесся истошный женский крик. Кричала, безусловно, Юлия Николаевна. Медлить я не мог, а блондин никуда не денется, еще будет время его допросить.

Я мигом заткнул им рты кляпами из остатков простыни и, неведомо зачем схватив мешок (впопыхах и не такое бывает), я ринулся к двери, ведущей в «покои», мгновенно открыл ее отмычкой, в темноте нащупал шнурок и зажег электрический свет.

Конец ознакомительного фрагмента.