Из берлинского гетто в новый мир
Шрифт:
«Садитесь, Карл. Скажите, вы не попытались поговорить с тем человеком?»
«Пытался, но он ничего не желал слушать. Все время сидел на краю нар, скрючившись, спрятав лицо в руки, как будто все для него кончено. Больше я ничего не знаю».
«Спасибо, Карл. Можете идти».
Комендант лагеря продолжал сидеть у меня. По-видимому, ему здесь было приятно. «Где вы служили?»? спросила я.
«В полевой жандармерии, госпожа комиссар».
Кровь прилила к моему лицу. Он, наверное, это заметил. Внезапно он замолчал, закашлялся,
«Слушаюсь, госпожа комиссар».
Этого мне было достаточно в тот день. Единственное, чего я хотела,? прочь из лагеря.
Хозяйка из Можайска
Темнело. Я отправилась назад в город. Управление лагеря сняло там для меня комнату. Хозяйка просила мне передать, что я должна прийти до девятнадцати часов: у нее ночная смена. Деревянный домик, чудом уцелевший, одиноко стоял посреди руин. Дверь открыла мне молодая женщина с печальным взглядом. Она была приветлива, но сдержанна и все время вздыхала, показала мою комнату, дала ключ от квартиры и вышла. Через несколько минут вошла снова. «Если вам нужен чай, в кухне стоит керосинка и посуда. Сын покажет вам все это. Я скоро ухожу на работу в госпиталь».
Сыну было всего четыре года. Я попросила женщину остаться. Она села на стул, я на кровать.
«У вас какая-нибудь беда? Может быть, вам станет легче, если мы с вами поговорим?»
«Ах,? вздохнула она,? рассказать это нелегко. Он был таким хорошим человеком, мой отец. Они его убили. И лесника. Топором. Как будто кололи дрова. Мой отец не захотел стать бургомистром. Немцы сначала ушли. Вечером, когда стемнело, отец и лесник решили бежать к партизанам. Они было совсем собрались в путь, да тут пришли убийцы! Проклятые фашисты! Моя мать так и не смогла пережить это. Недавно я ее похоронила».
В дверь просунул свою голову малыш: «Мама, идем, мама?»
«Этот малыш все видел своими глазами. Теперь он боится оставаться один. Хорошо, что в доме будет еще один взрослый».
«А где ваш муж?» Я почувствовала, что задала глупый вопрос.
«Где же ему и быть? Там, где все наши мужчины, на фронте. С первого дня. Спокойной ночи»,? пожелала она мне на прощание. Но заснуть я не могла. Несмотря на усталость. Прошлую ночь я провела в поезде, сидя на чьем-то багаже. Другим было еще хуже. Они стояли на ступеньках.
Я не могла успокоиться. Вновь и вновь я думала о судьбе этой женщины и о том, как человечно поступает партия. Меня, немку, она направляет к гитлеровцам в лагерь, чтобы их просветить, чтобы пробудить в них совесть. В самый разгар этой жестокой войны.
Утром в восемь я была в лагере. Мне сказали, что начальник уже здесь. Мы можем пойти к нему без предварительного доклада. В деревянном домике охраны у него есть маленькая комнатка. Я постучалась, вошла.
«Ну как дела?»? спросил он.
«Товарищ полковник, почему комендантом
«Не может быть! Я тут же это проверю». Он позвал к себе командира батальона охраны. Это был молодой, энергичный старший лейтенант, не очень приветливый. Наверное, потому, что я не к нему обратилась. Но я ничего не знала о его существовании. И о субординации тоже не знала. Полковник объяснил ему, о чем идет речь.
«Я назначил его, товарищ полковник. Откуда мне было знать, кто он такой. Мне он наплел нечто совсем другое. Я тут же выгоню его ко всем чертям!»
«Товарищ старший лейтенант, как вы считаете, не лучше ли будет, если антифашисты сами предложат вам нового коменданта?»? спросила я вкрадчивым тоном.
«Согласен, но только он должен быть дельным парнем».
«Завтра я назову вам фамилию этого человека. А решать будете вы». Я распрощалась не по-военному, что явно не понравилось старшему лейтенанту. Он этого не скрыл.
«Кого могли бы вы предложить на пост коменданта?»? спросила я ребят в блиндаже.
«Старого сняли. Он не подходил. Вы сами это слышали».
«Этого не знал никто. Он вчера проговорился».
«Посмотрите-ка, неужели же мы не найдем подходящего человека, антифашиста. Может быть, берлинца, Карла В.? Как думаете?»
«Мы знаем его мало».
«Почему вы варитесь в собственном соку?»
«Это неверно, госпожа Либерман,? сказал обиженно Вальтер.? У нас был совсем неплохой актив. Но всех послали дальше, в рабочий лагерь. Теперь нам приходится начинать сначала».
«Ну так начинайте же! Пойдемте, ребята. Покажите мне, пожалуйста, блиндаж, в котором проходят собрания».
Война на сцене
Большой светлый блиндаж примерно на триста человек. Скамьи, стол, покрытый красной тканью, перед ним стул.
«Подумайте о том, чем бы нам здесь заняться в следующие дни. У ваших солдат слишком много времени».
Франц присел ко мне на скамью.
«Сегодня здесь должен состояться эстрадный концерт. Им заправляет один конферансье. Отменить?»
Меня удивил этот вопрос.
«Как так „отменить“? А что за программа?»
«Пока нам удалось найти только гармониста, певца и иллюзиониста. И у конферансье есть кое-что в запасе».
«Не очень богато. Ну ладно, я приду на ваш вечер. Когда он начинается?»
«В девятнадцать часов».
На обратном пути я спросила моих обоих помощников: «Вам приходилось выпускать стенные газеты?»
«Видеть видели, но сами не делали»,? ответил Вальтер.
«Пойдемте со мной, посмотрим на стенгазету в караульном помещении. Она неплохая».
Дежурный спросил нас сквозь окошечко: «Куда?»
«К вам, товарищ. Мы хотели бы посмотреть вашу стенную газету. Можно?»
«Пожалуйста».
Ребята накинулись, конечно, сразу же на карту, на которой фронт был обозначен маленькими флажками.