Из бутика с любовью

Хмельницкая Ольга

– Сотня – это уже не мелочи, – сказал Дима, – если я трачу сотню, то замечаю.

– Рублей. Просто рублей. Не сто тысяч долларов.

Дима взял в руку ломтик пиццы, откусил, прожевал и хотел было облизать пальцы, заляпанные мягким сыром и томатным соусом, но передумал. Марину его привычка облизывать пальцы до невозможности умиляла, особенно учитывая его возраст и статус.

– Я-то сто тысяч долларов имел в виду, – подумав, сказал Дима. – Надо больше зарабатывать, а не меньше тратить, – добавил он и подцепил еще кусок пиццы. –

К тому же я точно знаю, куда уплывают мои деньги. В целом финансовый вопрос не может испортить мне аппетит и настроение.

– Кстати, о настроении, – продолжила Марина. – Мне снился сон. Про манекены. Представляешь, они сидели за столом и смотрели на меня. Это даже не манекены, а куклы реальных людей. Только неживые.

– Это подозрительно, – ответил Дима, – если неживые куклы сидели и смотрели. Но если бы они при этом еще и ели и разговаривали, было бы еще подозрительнее.

– Кстати, еще одна кукла при этом лежала на полу и дрыгала ногой.

– Живчик какой, а?

Марина тоже взяла кусок пиццы.

Лиза стояла перед мозаичным панно и думала, какое оно красивое и с каким удовольствием она бы его купила.

– Это флорентийская мозаика, – сообщила консультант, – сделано в стиле китайского фэн-шуй, называется «Бабочки в цветах». Материал – яшма.

На ценнике под панно было написано, что оно стоит пятьдесят четыре тысячи рублей. Лиза посмотрела на девушку-консультанта. Широкое и не слишком симметричное лицо, короткая челка, большой нос, маленькие глаза и килограммов двадцать лишнего веса. Лиза быстро повернулась назад к панно. Созерцание всего некрасивого вызывало в Лизе почти физическую боль.

– Яшма – это полудрагоценный камень, пользовался большой популярностью при Екатерине Второй, – добавила консультант. – Видите, тут у камня разные оттенки, листья у пионов сделаны из плазмы, это такая темно-зеленая яшма. А вот здесь – силекс, яшма с бурыми и красными пятнами.

Лиза снова бросила взгляд на консультанта и снова поспешно отвернулась. Панно было прекрасно. Оттенки полудрагоценных камней подобраны превосходно, пионы светились изнутри под лучами ламп, хотелось потрогать поверхность, но Лиза решила этого не делать – на поверхности останется тогда жирное пятно от пальца, хорошо заметное, если смотреть под углом.

Лизе очень хотелось купить его, очень, до боли. Шрамы на груди, надежно скрытые от посторонних глаз, заныли.

– Я куплю его, – решила Лиза.

На девушку-консультанта она старалась не смотреть.

Ира шла по тротуару, Александр за ней. Она чувствовала его спиной. Шагов не слышно, рядом проезжали автомобили, и не слышно вообще почти ничего, только гудение двигателей и шелест шин. В какой-то момент Ире захотелось повернуться, как Орфею, и посмотреть, идет ли он сзади.

Ибо в последние полгода он все время таскался за ней, как на веревочке, несмотря на то что Ира была тверда в своем решении

ждать Федора. Сначала Александр что-то говорил, пытался рассказать о своих чувствах, предлагал куда-то сходить и куда-то поехать, но сник, разбившись о безответный бетон. Теперь он просто почти все время был рядом с ней, не разговаривая и ни о чем не спрашивая, как бессловесная тень. Но сейчас Ира не знала, идет ли он по улице, и хотелось повернуться и посмотреть. Она не собиралась ему уступать, не собиралась быть с ним, не хотела давать ни единого шанса, но сейчас, когда она не слышала его шагов, ей хотелось узнать, идет ли он сзади.

Но поворачиваться нельзя, это внушило бы Александру ложные надежды. Ира посмотрела в отражение витрин, но никого не увидела. Желание обернуться стало еще сильнее. Она шла по асфальту, стуча каблуками красных замшевых сапожек, и боролась с собой. За последние полгода она привыкла к нему и, как оказалось, сильнее, чем была готова себе признаться.

Ира обернулась. За спиной никого не было.

– Еще салат с тунцом, – сказала Анастасия.

Официантка кивнула и записала.

– И пиццу с ананасами и курицей.

Девушка кивнула. У нее был робкий взгляд и длинные русые кудри, собранные в хвост. Казалось, она не решалась поднять на клиентов глаза и смотрела в свой блокнотик, не отрываясь.

– Мороженое с орехами, – продолжала Анастасия.

Она сняла бело-черный жакет и повесила на спинку стула. Официантка записала.

– Чай со смородиной. Хлеб еще. И вот... вот у вас тут... маньячный кекс.

– Коньячный.

– Ах, да.

– И еще вишневый штрудель с мороженым.

Брови официантки робкой поползли вверх, она рывком вернула их на место. Видно было, что ей очень хочется посмотреть на Анастасию, которая собирается все это съесть, но она не решается.

– Спасибо, все.

Когда Анастасии принесли суп, она съела его с удовольствием. Когда ей принесли пасту с семгой и зеленым горошком в сливках, она тоже ела с аппетитом. Салат с тунцом уже был освоен с трудом. На пиццу с ананасами, которую принесли после салата, Анастасия смотрела без всякого интереса.

Почему-то ей вспомнился кадавр, придуманный Стругацкими. Человек, неудовлетворенный желудочно, ел все без разбору, ел, ел и ел. Официантка принесла мороженое, коньячный кекс и штрудель. Штрудель тоже с мороженым. Анастасия беспомощно огляделась. Мужчина справа от нее немедленно уткнулся носом в «Ведомости». Мужчина был симпатичный, и Анастасии немедленно стало жаль, что за последние несколько месяцев она наела килограммов десять, которые отложились на щеках, талии и бедрах. Она посмотрела на штрудель и снова ощутила голод. До того момента, как она выиграла в лотерею крупную сумму, у Анастасии постоянно была необходимость экономить. Она пододвинула к себе штрудель, посмотрела на мужчину, отодвинула, снова пододвинула, снова отодвинула.