Из чего созданы сны
Шрифт:
— Не знаю, — произнес Фред.
— Вот теперь вы лжете! Не надо мне лгать! О Боже, это немыслимо! Так лгать!
— Я не лгу, — с той же улыбкой произнес Фред. — Я в самом деле не знаю, как выглядит этот человек.
— Боже праведный, этого же не может быть! Вы должны это знать! — Фройляйн Луиза ударила ладонью по роялю. — Вы должны это знать!
Фред опустил голову. Теперь он больше не улыбался.
Фройляйн Луиза вдруг почувствовала, как в ее руку кто-то вцепился мертвой хваткой. Она обернулась. Рядом стояла Бэби Блю.
— Ничего Фред не должен, — зло бросила она. —
— Не заметила? Чего не заметила? — удивилась фройляйн.
— Того, что Фред слепой, — сказала Бэби Блю.
КОРРЕКТУРА
1
Улица Байм Штрохаузе, 31. Это адрес гамбургского управления полиции. Оно находится на выходе из станции метро «Берлинер Тор», там это единственное высотное здание: темно-серое бетонное строение, оно, несмотря на множество окошек, производит впечатление черного.
Я нашел место для парковки нашего взятого напрокат автомобиля. Вместе с Берти мы прошли под моросящим дождем ко входу. Мы оба были в пальто. В этот день так и не рассвело по-настоящему. День для самоубийц. Ирину я снова запер в номере; горничные могли убраться и после моего возвращения. Ирина была очень сдержанна и спокойна, она поняла, что все это делается ради ее безопасности. Кроме того, я поговорил с бригадой портье, которые дежурили днем и которых я всех знал. Все были в курсе. Ночной портье Хайнце их уже предупредил.
К порталу высотного здания нужно было проходить сквозь несколько рядов громадных прямоугольных бетонных колонн. Собственно, их можно было бы назвать бетонными блоками, они возвышались на два этажа вдоль всего вестибюля. Над этим вестибюлем и находилась самая высокая часть здания, справа и слева были расположены более низкие боковые части.
В вестибюле, высотой в два этажа, имелся полуэтаж, похожий на балкон. Черные стены были увешаны диаграммами, графиками и объявлениями. Берти хорошо здесь ориентировался. Он сразу направился к одному из двух черных лифтов, находившихся друг против друга в центре вестибюля. На восьмом этаже мы нашли Отдел неопознанных и пропавших без вести.
Все двери комнат были из непрозрачного стекла, с широкими черными поперечинами и алюминиевыми ручками. Мы вошли в приемную, в которой две секретарши барабанили по клавишам пишущих машинок. Назвали свои фамилии и сказали, что у нас назначена встреча со старшим советником по уголовным делам Херингом.[89] На одиннадцать часов. Одна из секретарш подняла трубку телефона на своем столе, набрала двухзначный номер и представила нас.
— Господин Херинг сейчас выйдет, — сказала она.
Он на самом деле тут же вышел, дверь его кабинета открылась буквально через минуту. Херинг оказался полным мужчиной с лысиной и в очках, выглядел он очень подавленным. Он сердечно пожал руку Берти и сказал, что рад видеть его, потом он протянул руку мне и попросил следовать за ним. Мы вошли за ним в его спартански обставленный кабинет. Письменный стол из светлого дерева у окна. На сером
2
Приветствие было формальным, корректным и очень прохладным.
Вероятно, я тоже «Граучо» из неразлучной четверки братьев Маркс, как это утверждает о себе Хэм. В ту единственную минуту, которую мы ждали господина старшего советника по уголовным делам, у меня вдруг сработало предчувствие и я включил магнитофон. Микрофон был незаметно засунут в сумку на моем плече, единственное, что торчало — это серебряная сеточка головки, не вызывавшая никаких подозрений. Магнитофон я спрятал в сумку, и никто не мог видеть, включен ли он. Я поставил сумку на стол подальше от себя и незаметно записал на пленку все нижеследующее.
Мы все расселись вокруг стола. У старшего советника был на редкость удрученный вид.
Я начал:
— Для нас сюрприз видеть вас здесь, господа. Мы, собственно, хотели поговорить с господином Херингом.
— Да, это нам известно, — произнес высокий господин Кляйн.
— Откуда?
— Он об этом нам сам сказал, — пояснил худой господин Рогге в очках с толстыми стеклами.
— Как только прибыл, — пояснил господин Кляйн. — Мы были здесь задолго до него, приехали ранним поездом.
— Зачем? — спросил Берти. — Что вы делаете в Гамбурге?
Где-то далеко внизу я услышал сирену отъезжающей полицейской машины.
— А что делаете в Гамбурге вы? — спросил господин Кляйн. Он смерил нас обоих скучающим и брезгливым взглядом, ясно давая понять, какого он о нас мнения. Вне всякого сомнения, он разделял мнение канцлера Аденауэра, по изречению которого с прессой нужно было обращаться следующим образом: «Фуршет, вытягивание доносов, определение суда».
Я произнес:
— Именно об этом мы и собирались рассказать господину Херингу.
Старший советник еще больше сник. Теперь он выглядел не подавленным, а каким-то удивительно враждебным. Он сказал:
— Господа из Ведомства по охране конституции считают, что ваш вопрос находится в их компетенции, а не в моей. Поэтому, пожалуйста, будьте добры ответить на их вопросы. — Он посмотрел на Берти и добавил чуть дружелюбнее: — Сожалею, господин Энгельгардт.
— Вы тут ни при чем, — сказал Берти. Обращаясь к двум другим, он произнес: — Мы пришли для того, чтобы сообщить старшему советнику по уголовным делам, господину Херингу как руководителю отдела по неопознанным и пропавшим без вести, что сегодня ночью мы приехали в Гамбург вместе с Ириной Индиго из лагеря «Нойроде» и что она находится у нас.