Из гея в натуралы
Шрифт:
– А как ты попал туда, Артём? – спросил муж Анны.
– Меня друг привёл, Сашка, ты его знаешь. С ним я и обратно вернулся. Сегодня похоронили.
Артём сказал это спокойно, как нечто само собой разумеющееся. Только в карих глазах, удивительно похожих на глаза Анны, промелькнула боль. В палату заглянула молоденькая медсестра, буркнула сердито: «Не положено так много посетителей» …
Но запнулась, встретившись со спокойным взглядом кареглазого, да так и осталась стоять возле двери, слушая его рассказ.
– Один парень как-то узнал, что я православный.
– Артём, может не поедешь больше? У тебя же семья, дети. Юля извелась вся, как когда-то мы с мамой во время Чеченской кампании, – тихо попросила Анна.
– Если нечисть вовремя не остановить, воевать придётся уже здесь, в России, где моя семья, мои дети. Если есть возможность остановить беспредел вдали от моих родных, я это сделаю. – Артём погладил Анну по голове. – А ты не волнуйся, сестрёнка, меня Бог пока милует. Значит, нужен ещё для родины.
– Нечего сказать, великая миссия – защищать интересы захватчиков, – шепнул Алекс Алине на ухо.
В ответ Алина лишь нахмурилась, мол «не мешай слушать».
– Нет больше такого народа, воинский дух которого мог бы соперничать с русским духом. Ни американцы, ни европейцы уже не могут умирать за свои идеи, за свою веру. Привыкли к комфорту, даже размножаться скоро перестанут, чтобы жить спокойнее было. Поэтому нас нужно было стравить между собой, заставить убивать друг друга.
Алекс хотел было что-то сказать, но умолк и опустил глаза, встретив глубокий сосредоточенный взгляд человека, который, возможно, ещё позавчера спокойно и без лишних чувств лишал жизни себе подобных.
– Никит, сядь, посиди, – уговаривала старшая сестра бродящего вокруг кровати Никиту, но малыш её не слушал. Подустав немного, остановился там, где под одеялом находились мамины ноги, и начал играть, то откидывая с них одеяло, то снова их одеялом этим накрывая.
– Никита, не обижай маму, – нахмурился Андрей.
– Я не обижаю, я иглаю, – Никита указал на бледную босую ногу Анны, торчащую из-под одеяла. – Я с ним иглаю.
– С кем? – спросила старшая сестра, укрывая ноги Анны.
– С ним, – Никита снова откинул одеяло.
Алекс внимательно взглянул на торчащую из-под одеяла ногу. Нога напоминала часть манекена – бездвижного, холодного. И только большой палец с искривлённым ногтем немного вздрагивал, будто от холода. Он шевелился!
– Папа, дядя Артём, глядите! – закричала девочка, вскочив с постели. – Мама!
Медсестра выбежала
– Всего лишь один палец, – негромко сказала Алина. – Может, она так и будет всю жизнь одним этим пальцем только шевелить. Нашли, чему радоваться.
Алексу показалось, что в словах Алининых сквозила зависть.
С каждым днём эта бледная девушка с отрастающими русыми корнями волос и печальными тёмными глазами всё меньше походила на ту Алину, с которой Алекс познакомился в начале учебного года. Ещё пару недель назад, в начале больничной эпопеи, она представить себе не могла, что когда-нибудь станет завидовать полностью парализованной женщине, радующейся возвращению всего лишь одного пальца. Тогда это ещё было ниже её достоинства.
Чтобы как-то отвлечь Алину, сидящий на жёстком больничном стуле Алекс поинтересовался, чем она займётся, когда её выпишут.
– Чем всегда занималась. Буду писать для своих клиентов, вести блог. Может быть, попробую себя в художественной прозе, – Алина оживилась, глаза её заблестели. – Наверное, даже продолжу в универе учиться заочно, мозг мой, к счастью, пока ещё не парализован. Ах, да, ещё обзаведусь инвалидной коляской. Чуть было не забыла самое важное.
Алина задумчиво подёргала висящий на шее чёрный наушник и снова погрустнела.
Медсёстры обсуждали неожиданное чудо, очкастый доктор исследовал безвольно распластанную по кровати Анну, и Алекс решил, что лучше зайдёт завтра.
– Не впадайте в депрессию, Госпожа, – улыбнулся он на прощанье Алине.
– Ты вместо утешений лучше сигареты в следующий раз принеси, мои ещё утром закончились. Конечно, Анне не нравится, что я курю в палате, но Бог велел ей терпеть, так что потерпит, – недовольно буркнула Алина, и отвернулась к окну.
21. Расставание
Недавно в больнице появился новый пациент, мальчик лет четырнадцати со сломанной рукой. И больница наводнилась контингентом, внушающим Алексу то ли жалость, то ли омерзение, что конкретно, он ещё не определился.
Неопрятные мальчики – от прыщавых школьников с нарисованными гелиевой ручкой татуировками до патлатых парней постарше Алекса, производящих впечатление лоботрясов и тунеядцев; непонятного возраста девочки с окрашенными в дикие цвета волосами, кучей значков и порезами на венах – вся эта орда шарахалась возле больницы, на первом этаже больницы, где проходили свиданки с ходячими больными, и, разумеется, в туалетах. Обилие нецензурной брани и доносящийся из дешёвых наушников рок по-видимому, были теми составляющими, которые позволяли каждому из членов этой братии именоваться неформалом, или «нефером».