Из морга в дурдом и обратно
Шрифт:
Лежа в машине под капельницей, страдалец даже пытался затеять с Даниловым «научную» дискуссию, но не вышло — Владимир работал молча и разговаривал только с фельдшером. Ничего, сдали в стационар живым.
— И упаривать на огне нельзя!
— А как же тогда?
— Поставьте, не накрывая крышкой, и пусть себе выпаривается естественным путем. Главный принцип — все должно быть естественно. Без химии!
«Раньше, услышав подобную ересь, врачи направляли пациентов к психиатру, а теперь все это можно услышать по телевизору», Данилов подумал о том, что далеко не все в жизни со временем меняется к лучшему.
— Моя племянница
Данилов начал пробираться к выходу — на следующей станции ему надо было выходить.
Глава пятая
Некондиционныи труп
Теория неразрывно связана с практикой. Но все равно удивительно, когда вопрос, разобранный поутру с преподавателем, вечером приходится решать самому.
— Никогда не поступайтесь своими немногочисленными привилегиями! — внушал ординаторам ассистент Ерофеев. — Раз уж вы пошли в патологоанатомы, не имейте дела с разложившимися трупами. Не отбивайте у коллег-судмедэкспертов их законный кусок хлеба.
Ординаторам нравились занятия, которые проводил
Ерофеев. Это был живой, увлекательный обмен мнениями, во время которого преподаватель ненавязчиво подавал информацию, а ординаторы незаметно ее усваивали. Лекции доцента Боженко были куда более скучными: Анна Павловна излагала материал и следила, чтобы студенты его конспектировали, не более того. Пошутить во время лекции или рассказать нечто отвлеченное было для нее невозможно. Подобный шаг нарушил бы таинство лекции.
— Дмитрий Алексеевич, а исключения из этого правила бывают? — сразу же спросила дотошная Алена.
— Да вы не вскакивайте, пожалуйста, всякий раз, мы же не в школе. Бывают, но очень редко. Например, у вас сломается в жару холодильник, и трупы начнут портиться… Тогда уж — возитесь с ними сами. А так — запомните, что вы должны работать только со свежими трупами.
Даже если вам привезут вздувшийся труп вместе с милицейским протоколом, в котором говорится об отсутствии насильственных следов, не принимайте. Пусть везут в судебно-медицинский морг. Потому что патологоанатом с гнилостно измененными трупами не работает. Каждый такой труп заведомо подозрителен в отношении насильственной причины смерти. А то иногда возникает такая интересная, можно сказать, патовая ситуация. Милиция отпишется, что на трупе, пролежавшем неделю летом в квартире, нет следов насильственной смерти, а поликлиника откажется выдавать свидетельство о смерти — труп-то с изменениями, и попытается отправить его на патологоанатомическое вскрытие… Ирина Николаевна, разве я сказал что-то смешное?
— Извините, Дмитрий Алексеевич, — смутилась Ирина. — Я просто вспомнила один рассказ Шукшина, в котором спорили, кто должен делать в магазине прилавок — плотники или столяры.
— Хорошая ассоциация, — одобрил Ерофеев. — Тоже жизненная. В каждой профессии существуют свои профессиональные заморочки. Кстати, а почему вы все выбрали патанатомию, а не судебную медицину?
— Чтобы не вскрывать разложившиеся трупы, — сразу же ответил Денис.
— Очень веская причина, — Ерофеев притворился, что принял ответ за чистую монету. — Остальные думают так же?
— Нет, — Алена все не могла расстаться с привычкой непременно вставать во время ответа, — меня патологическая анатомия привлекает как исследователя.
— Но терапия или, скажем, урология — это ведь тоже вечный поиск диагноза, выбор
Алена молча пожала плечами.
— Всегда лучше быть тем, кто ставит оценки, чем тем, кому их ставят! — вырвалось у Данилова.
Алена посмотрела на него с такой ненавистью, что он тут же пожалел о своих словах. Ни одна шутка не стоила того, чтобы наживать себе врагов из-за нее.
— Это ваша мотивация? — улыбнулся Ерофеев.
— Отчасти — да, — легко соврал Данилов. — Но логический поиск привлекает меня в первую очередь.
— Хорошо, а что скажете вы? — Ерофеев посмотрел на Илью.
— Не люблю я клиническую работу, — серьезно ответил тот. — Жалобы, суета, вечные дрязги… А здесь — спокойно занимаешься своим делом.
— Ну, буду вынужден вас разочаровать, — Ерофеев вздохнул, словно подчеркивая, как ему не хочется кого-то разочаровывать. — Дрязг и у нас хватает. Вместе с суетой.
— Почему? — не поверил Илья.
— А вы никогда не задумывались, как строятся отношения патологоанатома с коллегами-клиницистами и администрацией клиники? — Ерофеев отложил карандаш, который уже полчаса вертел в руках, снял очки и начал протирать стекла полой халата. — Вы представляете себе сложность вашего положения?
— Нет, — признался Илья. — Никакой особой сложности я не вижу.
Данилов, благодаря своему врачебному опыту, сразу же понял, к чему клонит Ерофеев, но предпочел промолчать. Вопрос ассистента был скорее риторическим.
— Должно быть, вы видите себя такими умными экспертами, призванными находить чужие ошибки и с важным видом поучать коллег? Ну, это я, конечно, утрирую, но тем не менее… Администрация ценит вас как классного эксперта, коллеги уважают за ум и знания, и вообще — когда вы входите в темную комнату, в ней сразу же становится светло!
Очки вернулись на место, а карандаш снова очутился в руках Ерофеева.
— На самом же деле, — продолжил он, — администрации от вас нужно только одно — чтобы вы не создавали лишних проблем. Главное — что? Не выносить сор из избы! Поэтому если вы начнете рьяно искать во время секции то, чего не нашли лечащие врачи, и завалите больницу расхождениями диагнозов, то я вам не завидую.
Вылетите из больницы как пробка из бутылки. Не уйдете сами — администрация вам поможет. У нее обычно получается.
— Лучше со всеми ладить, — вставил Денис.
Выражение его лица свидетельствовало о том, что уж он-то знает, как надо себя вести, чтобы не нажить неприятностей с первого дня самостоятельной работы.
— Не спорю, — кивнул Ерофеев. — Но имейте, пожалуйста, в виду, что всем в больнице от вас нужно только одно: совпадение клинического и патологоанатомического диагнозов. Так вот, предположим, что пациента усердно лечили от язвенной болезни желудка, а на вскрытии вы нашли инфаркт миокарда примерно недельной давности. Третья категория расхождения диагнозов налицо! Заведующий отделением вместе с лечащим врачом пытаются всяко вас ублажить, заместитель по лечебной работе напоминает, что процент расхождений и без того превышен, главный врач прямо заявляет, что мертвых уже не вернуть, а надо думать о живых, то есть о нем и о прочих сотрудниках. Вы уступаете, ведь у вас доброе сердце и покладистый характер. И потом — мертвых действительно не вернуть, и вообще — они же не нарочно его угробили. Так уступаете или нет?