Из ниоткуда в никуда
Шрифт:
— Значит, не помните?
— Не припоминаю что-то.
— А вот теперь вы врете самым наглым образом, — сказал Сварог. — Допускаю, что наслушались обо мне всяких дурацких россказней, но если слышали, что я умею отличать правду ото лжи, то на сей раз вам нисколечко не соврали. Умею. Врете. Как нанятой. Знаете вы его… Когда тут у вас не так давно выступали бродячие фигляры, стояли вы рядом, как добрые друзья, да и с площади ушли вместе… Или этого тоже не было?
— Было, ваше величество, — сказал староста. — Только человек-то вроде неплохой, мою старшую от трясовицы вылечил, не пойму, к чему вздумалось
— А почему вы решили, что за ним гоняются? — быстро спросил Сварог. — Вы вообще видите что-нибудь похожее на погоню? Ну?
— Как вам сказать, ваше величество… Когда в деревне начинает твориться даже и не поймешь что… То сам король, переодетый канцеляристом, увозит Бетту вместе с семейством — а ведь безобидные люди были! — и потом опять появляется уже в виде короля, тут уж даже не знаешь, что и думать… У нас в деревне одно желание: жить бы спокойно, и чтоб никто не тревожил…
— Знаете, староста, чем отличается глупый король от умного? — спросил Сварог. — Глупый подбоченится, побагровеет весь и ну давай орать: «Запорю! Повешу! Голову долой!» А умный король, голоса не повышая, скажет примерно следующее: это от вас от самого зависит, жамый, останется деревня и дальше сто лет жить спокойно или спокойной жизни настанет конец… Для вас первого. А у вас должность не такая уж и хлопотная, от людей уважение, хозяйство немаленькое, две внучки…
— Ваше величество, — едва слышно произнес староста. — Да что ж я вам сделал-то?
— Мне? Ничего, — сказал Сварог. — Не считая того, что врете. Хорошо. Будем считать, что человек неплохой. Я и не говорю, что он чем-то плох. Просто-напросто сложилось так, что он мне крайне необходим. И если вы дальше будете врать — уж не взыщите… Король — должность суровая… В особенности, когда им движет не каприз, а неотложное дело… Человека поглупее я бы стращать начал разными ужасами, да вы ж умница, иначе столько лет в старостах не продержались бы… Сами все должны понимать. Ну? Давайте-ка о Вингельте. И не врать.
Староста тяжко вздохнул:
— Тут и сказать почти нечего…
— Посмотрим, — сказал Сварог. — Только учтите: терпение мое кончилось.
Староста, поерзывая на скамейке, то поднимая глаза, то опуская в пыль, заговорил. Вингельта он знал лет пять и, хотя никогда не задавал никаких вопросов, сам лично полагал его небогатым дворянином из Гартвейна. Именно из Гартвейна — там его, случалось, раз несколько в год встречали выезжавшие туда на ярмарку сельчане… А сам Вингельт частенько, раз в два месяца, а то и почаще, проезжал из Гартвейна охотиться в Каталаун — и всякий раз возвращался с добычей, если была крупная, то, по старому охотничьему обычаю, тому сему раздавал часть. Иногда останавливался на туарсонском постоялом дворе, иногда нет, торопился. Если останавливался, обязательно посиживал со старостой в корчме за парой кружек.
По мнению старосты, человек был, хоть и не богатый, но основательный — и о жизни с ним поговорить можно было серьезно, и толковый совет послушать, и травником он был неплохим, внучку вон от трясовицы вылечил, и другим, бывало, помогал. И вот уж в чем староста готов поклясться, ни с разбойниками не имел ничего общего, ни с контрабандой.
— И пояс дворянский носил? — спросил Сварог. —
— Чего не было, того не было. Ну, да в нашей глуши многие и не носят: бывают бедные и чванливые, а бывают бедные, да простые… Ну, что еще? С девками любил пошутить и перемигнуться, но никогда не охальничал, как иные благородные, ежели понимаете, о чем я… Иным, бывает, наплевать, что село фригольдерское, порой случаются загвоздочки…
— Все рассказали?
— Да все вроде.
— Опять врете, — сказал Сварог. — Я ведь, кажется, говорил, что терпение мое кончилось? — он холодно усмехнулся: — Не бойтесь, на воротах никого вешать не буду. А только так уж вышло, что с большого тракта аккурат по вашим местам идут к гланской границе три сотни Вольных Топоров. Определю я их к вам, пожалуй, на пару недель на постой. Людям и коням отдых нужен. Казарм у вас нет, ну да по домам разместим как-нибудь…
Вот теперь он без всякого сочувствия увидел у старосты на лице непритворный ужас. Двухнедельный постой трех сотен Вольных Топоров. И в такой вот деревушке — это, конечно, не конец света, но и не детский праздник в увеселительном парке…
— Ваше величество… — пробормотал староста, бледнея.
— Ну, кто же виноват, что вы по-хорошему не хотите? — усмехнулся Сварог. — Притом, что вопрос у меня один-единственный. Какое-то время назад, я уже говорил, у вас останавливались на денек подзаработать бродячие фигляры. С ними был пес. В тот же день вы их отсюда вышибли — ну, надо сказать, не столь уж грубо, могло быть хуже… А вышибли оттого, что опознали в их собаке не просто пса, а оборотня. Верно?
— В-верно… — прошелестел староста.
В самом старосте Сварог не чувствовал магических способностей, ни на каплю. А потому, не давая старику опомниться, продолжал:
— Вы опознали, или Вингельт?
— Вингельт, — с тяжким вздохом признался староста. — Так и сказал мимоходом: а вы знаете, жамый, собачка ихняя вовсе не собачка, а обернутый в собаку человек. А мы здесь у себя такого не любим. Вы не подумайте, Вингельт с черной магией не знается, ничего за ним такого, иначе б я и сам его в село сроду не пустил. Просто… Ну, знает он чуточку. Это ж не черная магия и не магия вообще. Знает человек по мелочам того и сего, вот и весь сказ… Уж это в деревне испокон веков терпят, оно ж большей частью безобидное, а то и к пользе…
— Все рассказали?
— Все! — истово воскликнул староста.
— Вот теперь — верю, — сказал Сварог. — Посмотрите вон туда. Видите молодого человека в сером кафтанчике? Вы уж его, как только я уеду, пристройте слугою в корчму. У вас, я слышал, тамошнего слугу только что полиция приняла за шашни с теми ребятками, что таскают через границу туда-сюда всякую всячину. И не распахивайте глаза так удивленно, мне лучше знать. В общем, устройте его в корчму, найдите, где ему голову преклонить, он парнишка простой, небалованный. И чтобы ни одна живая душа не знала, что он от меня. И если, паче чаяния, объявится Вингельт, вы парнишке тут же сообщите, — он положил старосте руку на плечо и задушевно сказал: — А если хоть чего-то из этого не выполните, то лучше бы вам на свете не родиться, и Туарсону тут не строиться… Уяснил?